День быстро угасал; подморозило. Тонкий слой снега превратился в белую корку, сквозь которую кое-где пробивались травинки, шишки и острые краешки разного таежного мусора. Ломаясь под ногами человека и лося, корка издавала самые фантастические звуки: визжала, стонала, грохотала. Напуганный лось делал рывки, удалялся, и тогда слышались только шаги человека. Но сохатого ненадолго хватало: обессиленный, он останавливался и стоял, пока расстояние между ним и охотником не делалось угрожающим. И тогда снова начиналась дуэль звуков, но выстрела, обещавшего Карлу поживу, все не раздавалось… И вот сумерки сгустились так, что глаз человека уже не мог разглядеть мушку ружья.
Погоня прервалась. Карл еще некоторое время различал звуки, говорившие о том, что охотник собирает сушняк и разводит костер, а лось ушел вперед и тоже, кажется, остановился. Потом в тайге наступила тишина, нарушаемая только потрескиванием огня.
Снежный наст, проваливавшийся под тяжестью человека и лося, не издавал ни звука под мягкой кошачьей лапой, окаймленной широкой бахромой шерсти, которая, касаясь земли, мгновенно предупреждала зверя о том или ином ненадежном предмете, который может хрустнуть. Карл, великий мастер бесшумного движения, даже заледеневшую былинку не ломал, успевая при первом прикосновении к ней отдернуть лапу.
Уверенный, что его не услышат, он предпринял весьма рискованное и вряд ли нужное действие: подкрался поближе к мигавшему в просветах деревьев огоньку нодьи. Он увидел охотника, который, сидя, сушил у огня качавшуюся от жара портянку; рядом стыл закопченный котелок с варевом. Карл наблюдал долго. Охотник вдруг поднял голову и пристально посмотрел в темноту: ему показалось, что там блеснули две желтые искры. Он отложил портянку, в руках у него оказалось одноствольное ружье. Человек задумчиво гладил ложу ружья ладонью, а сам все поглядывал в сторону Карла.
— Да нет, показалось, — наконец пробормотал он.
Карл только хотел удостовериться, что охотник в ближайшее время не намерен трогаться с места. Осторожно отступив в тайгу, зверь быстрым, размашистым и совершенно беззвучным шагом направился туда, где, по его расчету, находился лось, и вскоре стал свидетелем странного поведения сохатого: стоя среди редких тонкоствольных сосен, лось медленно, монотонно раскачивался… Четко вырисовывались рога, посеребренные только что показавшимся месяцем; они казались колеблемой ветром ветвью старой ветлы.
Карл приблизился. Лось все так же стоял и качался. Карл медленно пополз и сократил расстояние до сохатого так, что мог бы преодолеть его в три прыжка. А лось все стоял и качался!
Было в этом что-то неправдоподобное. Но Карл слышал дыхание лося, чувствовал терпкий запах живого тела с примешивавшимся дразнящим запахом крови, и этого было вполне достаточно, чтобы не поддаваться никаким сомнениям. Он сжался, чуть даже отпрянув назад, — приготовился к броску.
А лось просто спал. Долгая погоня, раны и голод потребовали этого отдыха. Может быть, видел он солнечный сон золотой осени? Но уже созрел расчет трех прыжков: первый и второй — легкие и неслышные, третий — стремительный, чтобы взвиться в воздух и ударить всеми четырьмя лапами в холку жертвы.
И вдруг невероятный грохот раздался над Карлом. Казалось, в ужасе ринулись врассыпную сосны, затряслась земля, а воздух стал гулким и твердым, как металл!
Виновником был глухарь — птица чрезвычайно грузная. Он тут облюбовал ночевку — на толстой ветке. Он видел, как пришел и встал лось, но, жалея свое удобное ложе, предпочел выждать. Конечно, было уже не до сна, глухарь внимательнейше наблюдал за сохатым и даже прозевал появление рыси. Внезапно заметив Карла, который был знаком ему по двум-трем опасным встречам, глухарь не выдержал и взлетел.
Мгновенно проснувшийся лось понесся как очумелый. А приготовившийся к нападению Карл, забыв обо всем, с азартом гончей помчался за сохатым. Он бежал, пока не выдохся, и раза два почти нагнал лося. Тот вначале все порывался постоять, отдохнуть, но уразумел вскоре, что с новым преследователем шутки плохи, и оставил эти попытки. Вскоре оп намного опередил рысь.
Из опасения, что сохатый скроется из виду, Карл тоже вынужден был лишить себя всякого отдыха. Как бегун он, конечно, уступал длинноногому копытному, и погоню, длившуюся всю ночь, никак нельзя было назвать состязанием равных. Уже после десятка километров по однообразной мелкорослой еловой тайге Карл еле плелся, то и дело хватая снег. Он даже разбил губы о ледяную корку и ронял капли кровй. Лось ранним утром вышел к реке и немедля переплыл ее. Охотник в сером ватнике, добравшийся до этого места только к вечеру, прочитал по следам, что у него появился неожиданный конкурент, тоже, видимо, сильно отставший от лося. Обнаружив, что лось переправился через реку, четвероногий преследователь пришел в неистовое волнение. Он бегал взад и вперед по берегу, садился, ложился, а потом поплелся прочь по краю плеса.
— Что, дрянь этакая, испугалась холодной-то водички?! — позлорадствовал охотник.