На суше и на море - 1976

— Пойту тайга смотри буту.

Прихватив пару капканов, он надел лыжи и полез на сопку. Через полчаса он вернулся.

— Моя капкан ставил. Чум соболь делай и капкан клади.

— Что-то ты быстро поставил. За полчаса туда и обратно и пару «двориков» сделать — разве успеешь?

— А моя сопка ходи. Смотри, где сополь бегай, там снека чум делай. Капкан клади. Бумахай закрывай. Потом на друкой слет чум делай. Друкой капкан клади.

— Ну, так у тебя ничего не получится. Сам же говорил, что соболь шибко хитрый, а хочешь, чтобы он тебе, как глупая сойка, попался. Нет. Чтобы поймать соболя на приманку, надо все делать аккуратно. За день можно пять, от силы семь капканов поставить. А если ты за полчаса пробежал по тайге два-три километра и успел поставить пару капканов, то не жди ничего.

Мы решили на следующий день идти тайгой до мыса Медного. Параллельно побережью, тридцатью километрами западнее, тянется с севера на юг водораздельный хребет. Все реки, сбегающие оттуда к океану, имеют общее долготное направление. В бухту перед мысом Медным впадает текущая с водораздела на восток река Серебрянка. Поэтому пройти Медный, не заметив его, мы не могли: река служит надежным ориентиром, указывающим на траверз мыса.

Мы внимательно осмотрели снаряжение, поправили крепления на лыжах и, пораньше поужинав, легли спать. Путь предстоял нелегкий.

Серебрянка имеет перед устьем несколько рукавов, соединяющихся при впадении в бухту в одно русло. Уклон ложа реки незначителен, и во время приливов морская вода, подпирая сток Серебрянки, поднимает ее уровень на расстояние полутора километров от устья. Во время отливов на реке подо льдом образовываются пустоледи. Ближе к устью они достигают двухметровой глубины.

Я пошел руслом реки по льду, а Тимофей правее, вдоль сопок. На реке почти не было перекатов, полыньи встречались редко. Там, где Серебрянка разделялась на несколько рукавов, в рыхлом снегу виднелись глубокие борозды — это выдры проложили здесь постоянные тропы. «Надо поставить капканы», — отметил я про себя. Выше по реке, куда не достигали приливные морские воды, появились незамерзающие перекаты. Берега обильно поросли ивами и черной ольхой, здесь кормились на ночь рябчики. Птицы, были осторожны: летом, во время хода лососевых, бухту посещав ли рыбаки. К вечеру мне удалось добыть десяток рябчиков. Поднявшись выше по реке, я обнаружил следы: трех сохатых: быка; самки и годовалого теленка. Вероятно, недалеко водораздел, где крутые, склоны поросли ягельником, с которых лоси иногда спускаются в речную долину. Надвигались сумерки, и я по своей, лыжне вернулся к берегу бухты.

Тимофей ничего не добыл. Выгнал кабаргу, но она оказалась недосягаемой для ружья. На рябчиков он вообще не охотился, не желая обременять себя лишним грузом боеприпасов: ведь каждый ружейный патрон весит около пятидесяти граммов, а сотня патронов — это пять килограммов. Достойным выстрела он считал только крупного зверя, в крайнем случае белку, которая кроме шкурки давала ему вкусное мясо.

На вооружении у Тимофея состояла старая «фроловка» — берданка, вероятно доставшаяся по наследству. Самым подобающим местом для нее была музейная витрина. Ложе этого «чудо-ружья» было связано проволокой. Выбрасыватель в затворе отсутствовал. И если патрон еще можно было дослать в ствол, то стреляную гильзу приходилось выбивать шомполом, вместо которого хозяин ружья применял ивовый прут. Где уж с таким оружием охотиться на рябчиков!

Ружье он носил, вероятно, потому, что безоружный охотник представлялся ему такой же несообразностью, как соболь без хвоста или безрогий лось в брачный период. Однако свою «фроловку» Тимофей чаще всего оставлял на бивуаке. Могла она понадобиться разве только тогда, когда нужно было добыть сохатого. На тигра никто не охотится, медведи зимой спят, а пушнину он добывал капканом.

Но на следующее утро ему пришлось взять ружье: мы пошли охотиться на сохатого. Направились вверх по реке, где я накануне обнаружил следы лесных великанов. Когда по своей лыжне я пошел впереди, Тимофей предупредил меня:

— Река ходи тихо. Смотри ната хоросо. Эта река плохой. «Обмани-река».

— Как это «обмани»? — не понял я.

— Низ леда пусто. Провалиса — вода. Глубохо — под леда тяни бутет. Плохой река. Хитрай река. — И еще раз констатировал: — Обмани-река.

— Но я вчера все время шел по ней. Пустоледей не было.

— Всяк рас всяхо бывает. Один рас ходи хоросо. Друкой рас — провалиса.

Пройдя по реке с полкилометра, он сказал:

— Твоя ходи тихо. Моя догоняй потом.

— А ты куда?

— Тута немноха ходи, — махнул он рукой вправо.