На суше и на море - 1976

Я вспомнил, конечно. Узнал его наконец. Удивился:

— Похудел ты здорово. Да и не видел я тебя давно…

— А я далеко был: аварию сделал. Лес потом валил. Сейчас вот снова за баранкой…

И он стал рассказывать о минувших бедах. Так за рассказами, в сумерках уже, доехали до Джиланды. Нагорье позади. До Хорога осталось чуть больше 120 километров — езды часа на три. Но водитель сказал, что надо поспать: он уже 600 километров отмахал и снова попадать в аварию не собирается. Быть посему.

В километре от поселка бьют горячие ключи. Долина по-киргизски называется Тогузбулак, что значит «тысяча ключей». В нескольких местах источники забраны в цементные ванны, огороженные от ветра каменными дувалами с крышей. Подсвечивая фонариком, прочавкали по кочкарному болоту до ближайшей ванны, искупались, смыли дорожную пыль. Потом плотно поели и улеглись на койках шоферского общежития. Тепло. Но всю ночь дверь общежития хлопала, раздавались голоса подъезжавших водителей, и оттого спалось плохо.

УТРО 12 ИЮНЯ. ДЖИЛАНДЫ — ХОРОГ

Водитель разбудил меня, когда было еще совсем темно. Со двора общежития одна за другой с ревом выезжали машины. Мы глотнули холодного чая и тоже выехали. Завтракать решили в Хороге. Про себя я подумал, что если попаду на первый рейс самолета, то как бы не пришлось мне завтракать в Ванче. И только я так подумал, как почувствовал в привычном пейзаже, просматривавшемся сквозь утренние сумерки, какую-то необычность. Здесь, на Западном Памире, тракт вилял вдоль узкого ущелья, зажатый с одной стороны рекой, а с другой — крутыми скалами и осыпями. Перспектива короткая: взгляд все время упирается в очередной близкий поворот. Так вот, эти повороты что-то уж очень силуэтно смотрелись. Сначала я отнес это за счет сумерек, но через несколько минут понял, что мои планы насчет самолета рухнули. Это был «афганец»…

…Много ветров на Памире: и зимние циклоны, несущие с запада осадки, и долинные ветры, свирепо дующие к верховьям рек, и горные ветры, вяло стекающие вниз по долинам, и пронзительные ледниковые ветры, и закручивающиеся столбами пыльные смерчи, но нет ветра хуже, чем «афганец». Это мы его называем «афганцем», поскольку в Среднюю Азию, в бассейн Аму, он приходит из Афганистана. А там его зовут «иранцем», а в Иране — «аравийцем», потому что туда он задувает из знойной Аравии. Через полконтинента ползет «афганец», захлестывает юг Средней Азии, предгорья, горы.

Летом в жарких равнинах Средней Азии любой ветер приносит облегчение от зноя, кроме «афганца». Он сухой и горячий. Его не только ощущают кожей — его можно видеть. «Афганец» несет тонкую пыль. Он идет стеной, и прозрачный пейзаж за считанные минуты погружается в душную серую горячую мглу. Деревьев «афганец» не рвет, крыш не сносит. Он даже не воспринимается как ветер: легкое дуновение, и мгла начинает сгущаться. «Афганец» портит жизнь надолго: если за ним не пройдет дождь, прибивающий пыль, мгла нависнет на неделю… Постепенно пыльная толща заползает из равнин в горные долины, и мгла, как жидкий раствор, начинает заполнять их снизу доверху, вторгаясь в горы серыми рукавами…

О самолете мечтать уже не приходилось. Это меняло все планы, и я оказывался в цейтноте. До встречи с почвоведами оставалось два дня. Хорошо еще, что Юсуфбеков выгнал меня в дорогу вчера. Машиной до Ванча я мог доехать хоть завтра. Но только своей машиной. А попутные на отрезке тракта от Хорога до Ванча ходят редко: на Ванч завоз идет из Душанбе, а на Хорог — из Оша. Можно прождать попутную машину сутки, а это еще более обострило бы цейтнот.

По долине Гуита мы ехали уже в густой мгле. Даже близкие гребни хребтов не просматривались. Скалы на изгибах дороги начинали вырисовываться за минуту до поворота. Водитель сбросил скорость, зажег фары. Встречные машины тоже сигналили фарами. Это продолжалось и после того, как взошло солнце. Оно только угадывалось по светлому пятну. В Хорог приехали не через три, а через пять часов. Ехать в аэропорт было бесполезно, и водитель, сделав крюк, забросил меня в Ботанический сад, расположенный в семи километрах от города. Там друзья, на помощь которых я всегда мог рассчитывать.

12 НЮНЯ. ХОРОГ — ЯЗГУЛЕМ

Что могут сделать друзья со стихийным явлением? Мглу они разогнать не могут, самолет отправить во мглу — тоже. Могут посочувствовать. В иных местах этим часто и ограничиваются. На Памире не так. Там сочувствие активное: если надо — расшибись в лепешку, но выручай. К счастью, никому расшибаться не пришлось. Узнав, в чем дело, Михаил Леонидович Запрягаев, исполнявший обязанности директора сада, поглядел на часы, покачал головой и… отдал мне единственную автомашину с условием, что завтра к вечеру она вернется. Сами, мол, пару дней перебьемся.

Пообедав, выехали. ГАЗ-51 — это не ЗИЛ-130: мощь и скорость не те. Но время пока есть. За рулем Ямин Замиров — шофер ботанического сада, давний приятель. Веселый человек, Ямин, С ним ехать приятно. И спокойно: опыт у него не равнинный — памирский. Ямин сулил к ночи быть в Ванче. И добавил на всякий случай, чтобы не «сглазить»: