— Ребята, — остановил я остряков. — Если история майя найдется, то человечество обогатится не просто золотом, а утерянными когда-то знаниями. Ведь мы только с помощью электронно-вычислительной техники определили, что длительность земного года равна 365,242198 суток. А майя знали это в средние века! Их календарь был точнее григорианского.
— Никакого клада там нет. Все это бред, — раздраженно подал голос второй механик Волгин, известный на судне рационализмом и нетерпимостью к морским былям и небылицам.
Сердце у меня екнуло, хотя я и предполагал, что главным противником моей версии окажется именно Волгин. Отступать было некуда, моряки выжидательно притихли, и я вежливо пригласил механика высказаться более определенно.
— Судя по всему, ваша «мани пит» — обыкновенный, натуральный колодец, — заговорил Волгин. — Прямым подтверждением этого является слой древесного угля на кокосовой циновке, который кладоискатели нашли, если мне не изменяет память, на глубине 24 метра. Я не гидростроитель, но уверен, что это надежный и самый лучший фильтр. Если хотите, опреснитель морской воды. Кто мог вырыть колодец? Беглецы с материка, спасавшиеся на острове от произвола и разбоя властей. Или моряки, потерпевшие кораблекрушение. Как тем, так и другим на необитаемом, необжитом острове позарез был нужен постоянный источник пресной воды.
Волгин умолк, а кто-то из машинистов удовлетворенно поставил точки над i:
— Железная логика!
Моряки ждали, но я ничем не выдал, как ликовала моя душа.
— Посмотрим, как железная логика свалится на дно колодца и утонет в нем, — спокойно произнес я, разворачивая припасенную карту залива Махон. — Вот он, смотрите. Остров Оук! «Необжитой, необитаемый, убежище для беглецов с материка…» От него до материка — двести метров! А глубина в проливе — чуть больше метра. Ходи вброд, на здоровье! И еще. Обратите внимание, что в пятистах метрах от острова — устье реки Вон. Здесь же и река Голд, впадающая в залив в одной миле от острова. Чего-чего, а пресной воды хоть отбавляй.
Мне казалось, что пристыженный Волгин не найдет слов для оправданий. Он их нашел.
— Вы же сами туману напустили, — упрекнул меня Волгин. — «Таинственный, необитаемый…» Вот я и подумал, что остров у черта на куличках. Надо было сразу сказать, где он находится.
Спорить с ним было бесполезно. Спасибо, третий штурман Салов отвлек. Он попросил карточку с шифрованной надписью, имея желание заняться расшифровкой. Салов — полиглот, во всяком случае он недурно владеет английским, немецким, испанским, а в других европейских языках ориентируется со словарями. Я охотно отдал ему карточку, и штурман ушел из кают-компании, где продолжал разглагольствовать Волгин:
— Допустим, что на острове построен тайник. Его строил кто угодно, но только не майя. Общеизвестно, — продолжал мой оппонент, — что майя строили пирамиды, а не колодцы, хотя последние играли в их ритуалах большую роль. «Колодцы смерти», которые майя использовали для жертвоприношений, были естественными водоемами. В засуху, чтобы задобрить бога дождя Юм-Чака, майя сбрасывали в глубокий колодец красивых молодых девушек.
— Пусть так, — согласился я, зная, что легенда о девушках не подтвердилась. — Но почему вы против майя? Почему они не могли построить колодец на острове Оук?
— Не вижу доказательств.
— А Гольфстрим, кокосовая мочалка, надпись?
— Вы же сами сказали, что какой-то профессор признал в надписи испанский язык, — возразил Волгин, радуясь подвернувшемуся доводу.
— Верно. Профессор Вильгельм прочитал надпись по-испански. С не меньшим успехом это можно сделать по-русски. Я не удивлюсь, если Салов принесет нам расшифровку на своем родном украинском языке.
К сожалению, Салов не принадлежал к числу людей, легких на помине, да и расшифровкой он занялся ночью, после вахты, «освежив» голову чашкой крепкого кофе. Но прежде чем штурман принес мне свой вариант прочтения оукской надписи, наши рейсовые будни разнообразила необыкновенная встреча в океане.
Одинокий парус в голубом просторе — приятная сердцу картина, как скачущая лошадь в перелеске, как танцующая женщина. На рассвете его обнаружил старпом Гаев, когда судно проходило мимо острова Окракок. Гаев навел бинокль и принялся рассматривать легкокрылую яхту. Ничего особенного, непривычного, если бы…
Старпом не поверил своим глазам: на мачте яхты трепетал пиратский флаг. Маленький, но вполне натуральный: с белым черепом и перекрещенными костями на черном фоне.
Гаев позвонил мне по телефону:
— Доброе утро! Чем занимаетесь? Спите? А у нас пираты, прямо по носу!
Я взглянул на часы: седьмой час. Можно было еще поспать.
— Они, что, идут на абордаж? — потягиваясь, спросил я.
— Не верите? Кроме шуток. Яхта под «Веселым Роджером». Догоняем ее.
Через несколько минут я примчался на мостик и убедился, что старпом не шутил.