На суше и на море - 1986

Сидел Иван у костра, в котором вместо дров чадно горели облитые жиром китовые кости, и неспешно беседовал с местным старшиной-тойоном Кайгунем Момахуниным. Тот рассказал Кобелеву, будто есть в Америке река, не то Хеврен, не то Хеуврен называемая, а на ней, точно, стоит в лесах острожек. Построили его люди, отличные от местных индейцев: имеют они бороды широкие и густые, почитают иконы, на досках нарисованные, и знают грамоту, умеют писать, как и он, его гость — казачий сотник.

Иван Кобелев стал просить, чтобы переправил его старшина на американский берег и проводил к тому острожку. Но Кайгунь отказался: «уповательно потому, что ясашные чукчи боялись, чтоб ево, Кобелева, на американском берегу не убили или б не задержали, и в таком случае страшась взыску…», как доложит потом сотник начальству.

Тогда Кобелев попросил хотя бы передать от него письмо к «российским людям» в Америке. Старшина согласился, и сотник стал писать:

«Прелюбезные мои до плоти братцы, жительствующие на большой почитаемой американской земле, естли вы веры греческого исповедания, кои веруют в распятого господа нашего Иисуса Христа, и просвященные святым крещением люди имейтесь, то изъясняю вам, что во-первых послан из Гижигинской крепости в Чукотскую землю для примечания…»

Коротко рассказав о себе и о том, что он узнал от Кайгуня Момахунина, сотник предложил план, как установить с земляками непосредственную связь: «Естли точно есть, получите сие от меня письмо, то как возможно старатца бытием каждое лето на тот остров Имаглин или с кем переслать письма, а особливо по которой реке жительство имейте, и сама ль та река в море устьем или в какую-нибудь губу впала, то б, на устье оной реки, или губы, на осветном месте, чтоб было видно с моря, или из губы крест высокой деревянной поставить…»

Трогательное письмо осталось без ответа. И крест в условленном месте не появился, и никаких других знаков Кобелев не получил и не узнал, дошло ли его письмо до «прелюбезных братцев».

Это письмо вообще бы кануло в безвестность, и мы бы никогда не узнали о нем, если бы дисциплинированный сотник не переписал его в свой путевой журнал, чтобы представить начальству. А журнал, по счастью, сохранился в архиве до наших дней.

Доложил начальству Иван Кобелев и о примечательном разговоре, какой произошел у него на обратном пути. В каком-то Кангунском острожке повстречал он «пешего чукчу»[29] Ехипку Опухина. И тот похвастал сотнику, будто сам бывал на американском берегу в военных набегах и «для торгу разов до пяти» и тоже слышал о якобы живущих там в дремучих лесах бородатых людях.

А дружок этого Ехипки, живущий на острове Укипень посреди пролива, куда издалека чукчи и эскимосы с обоих материков каждый год для большой торговли собираются (теперь он называется остров Кинга), даже якобы привозил и ему, Ехипке, показывал письмо от тех загадочных бородачей. Письмо на дощечке, написанное с одной стороны красной краской, а с другой — «черными с вырезью словами». (Напомним, что ни индейцы, ни эскимосы Америки письменности тогда не знали.)

Взять письмо для передачи в Анадырскую крепость Ехипка побоялся, избегая лишних допросов начальства, но запомнил, о чем неведомые бородачи просили в нем земляков: «всего у них довольно, кроме одного железа».

Кроме того, он рассказал Кобелеву о том, что слышал будто бы от своего приятеля и других людей: бородатые люди в крепости на берегах Хеуврена «собираются в одну большую зделанную хоромину и молятся… А для де моления, как крестятся, показал мне ясно и перекрестился», — со всеми подробностями записал его рассказ Кобелев, чтобы поточнее доложить начальству.

И сам, конечно, все думал об этих неведомых бородачах, не мог уже их забыть. Не иначе как в самом деле русские, прелюбезные братья! Крестятся по-православному, молятся на кладбище, когда своих хоронят. Ехипка и его американские приятели такого выдумать не могли, они это в натуре видели! Это уже не слухи — дело серьезное.

«Но кто же эти неведомые братья на американской земле?» — теряется в догадках сотник Кобелев. Внуки тех, что плыли полтора века назад с Дежневым? Сохранили за это время в чужих краях и веру, и родной язык? Сомнительно, больно много времени протекло. А может, кто из тех пятнадцати, что капитан Чириков потерял? Их сыновья и внуки? Вот это вполне возможно…

В те времена даже такие выдающиеся ученые и мореплаватели, как Джеймс Кук и Михайло Ломоносов, еще смутно представляли себе очертания западного побережья Северной Америки. Оно только лишь возникало на карте, и не очень было ясно, где же именно, в каком месте потерял Чириков свои две шлюпки с людьми. А о внутреннем строении Северо-Американского материка, о географии Аляски и запада Канады, о расстояниях между отдельными пунктами в тех краях вообще никто еще ничего достоверно не знал.