На суше и на море - 1986

30 апреля. Утром они долго прикидывали, как бы унести все необходимые грузы до четвертого лагеря. Первым вышел Балыбердин. За ним Наванг. (Он самый маленький из высотных носильщиков, и огромный рюкзак почти с него ростом.) Последним — Мысловский. Прошли пять веревок и оказались на высоте около 8000 метров. Перед отвесным кулуаром шерпа неожиданно остановился и сказал подошедшему Мысловскому, что у него болят глаза. Тот отдал ему свои очки. Наванг надел их, поднялся еще на несколько метров, снова остановился: «Извините, не могу. Не пойду…»

Расстроенный Наванг начал спускаться к третьему лагерю. Переложив в свой рюкзак его кислород, веревки, крючья, Мысловский пошел вверх вслед за Балыбердиным, ушедшим уже далеко. Их отделяло примерно полтора часа пути и больше 100 метров по вертикали. Балыбердин уже почти подходил к лагерю, когда неожиданно услышал рядом голос напарника. Как он сюда попал? Ведь разрыв между ними постоянно увеличивался. Оказывается, чтобы успеть дойти засветло, Мысловский оставил на скальном крюке непосильный рюкзак. «Молодец, — подумал Балыбердин, — лучше хорошо отдохнуть в палатке и утром сходить за грузом со свежими силами, чем карабкаться всю ночь по этим сумасшедшим стенкам».

1 мая. В базовом лагере праздник. По «улицам» и «площадям» палаточного городка прошла целая демонстрация с красными маркировочными флажками. Праздничное веселое шествие закончилось торжественным митингом у флагштока. Настроение у всех приподнятое. Впрочем, вечером оно омрачилось из-за событий, произошедших с передовой двойкой…

Утром, посовещавшись, Мысловский и Балыбердин решили действовать следующим образом: Эдик пойдет вниз за оставленным вчера рюкзаком, а Володя начнет обрабатывать маршрут выше четвертого лагеря, чтобы успеть выполнить дневной план. Так и поступили. За день Балыбердин навесил пять веревок, пройдя половину пути до 8500. Вечером, уже в полной темноте, он вернулся в четвертый лагерь и застал там Мысловского, измученного и мрачного.

…Захватив рюкзак и кое-что из того, что не донес Наванг, Мысловский благополучно продвигался вверх с невероятно тяжелым грузом. Оставалось пройти совсем немного до лагеря IV. Все произошло неожиданно и мгновенно — ноги потеряли опору, его качнуло, словно маятник, и бросило на нависающий участок[14]. Самостраховка оказалась слишком длинной, тяжеленный рюкзак перевесил, и Мысловский повис на веревке спиной вниз. Одна нога застряла в петле. Решил осзободить ее, чтобы попытаться встать вертикально, — не получилось. Рюкзак душил его поясным ремнем. Попробовал закрепить его на веревке — не тут-то было. Силы кончались. Вдруг он почувствовал, что дышать становится все труднее. «И тут до меня дошло: кончился кислород, — вспоминает Мысловский. — Еще немного, и я потеряю сознание. И тогда все. Останусь висеть на этой веревке, пока не замерзну, как тот индийский альпинист из международной экспедиции в 1971 году».

Сняв рукавицы, Мысловский попытался переключить запасной кислородный баллон — не удалось. Хотел сорвать с лица ненужную теперь маску — мешает каска. Расстегнув поясной ремень, сбросил рюкзак на предплечье. Рука удержать его не смогла. Рюкзак полетел в бездну, а вместе с ним запасные веревки, рукавицы, крючья, кислород, вымпелы-флажки, что торжественно вручил им руководитель экспедиции перед выходом на штурм. Сняв порванную маску, Мысловский отдышался. Ожесточенная борьба с рюкзаком закончилась не в его пользу. Все же удалось выбраться из критической ситуации. Вечером, лежа в палатке, он почувствовал, что подморозил руки.

Весь следующий день Балыбердин й Мысловский обрабатывали маршрут до места установки лагеря V на высоте 8500 метров.

3 мая

. Встали поздно и лишь к шести вечера добрались с грузом до конца навешанных ими вчера веревок. Когда поставили палатку, было уже совсем темно. Приближался, быть может, самый тяжелый и ответственный в их жизни день. Они не знали, хватит ли сил победить Эверест. Но вопроса: идти на вершину или нет? — для них не существовало. Конечно, идти. До нее оставалось всего 348 метров по вертикали. Всего несколько часов пути из их долгой альпинистской дороги, измерявшейся на двоих четырьмя десятилетиями.

Последняя ночевка в пятом лагере. Трепещущая на неистовом ветру оранжево-сине-красная палатка кажется со стороны крошечной живой букашкой, заброшенной неизвестно кем и неизвестно зачем в это мертвое царство снега и льда. В палатке двое усталых людей. Они долго не могли разжечь примус. Потом он наконец разгорелся, но вода не хотела долго закипать. Им так и не удалось напиться вдоволь. Они все делают медленно и молча. Разговаривать нет сил. Очень холодно. От промозглого холода не спасают ни шелковые стенки палатки, ни спальные мешки, ни теплая одежда. Минимальный расход кислорода не позволяет ни согреться, ни заснуть. Ночь прошла в полудреме.

Самый длинный день