На суше и на море - 1990

И к нравственному ощущению своей причастности к природе, личной причастности, без оглядки на соседа, который может думать и работать иначе, ведь полностью похожих людей не было и нет даже на восьмом десятке лет Советской власти. Все мы разные…

Сильно потрепанная, местами просто истерзанная природа ждет настоящих, а не бумажных заступников. Это в первую очередь относится к кормящей земле, к испорченным рекам, уничтоженным лугам, к прекрасным и сегодня русским пейзажам, где еще сохранился лес и чистое небо над ним.

Жизнь продолжается. И будет стремиться к совершенствованию, если человек не встанет на ее пути бездушным разрушителем, каким уже не раз показывал себя, предварительно нацепив на лицо маску того или другого ведомства, которое якобы только и может спасти натуру — с явной выгодой для ведомства, а не для общества.

Ни одно добровольное или государственное учреждение не станет защитником истощенных почв, уничтоженных лугов, развороченных гор и рек, превращенных в сточные канавы, если рядом не поднимется лес работящих рук страны, объединенных чувством ответственности за землю и красоту.

Вокруг столицы сегодня стоят десятки тысяч дач. Значительная часть их — владения крупных чиновников, министерских работников, людей техники и науки, культуры и торговли. На дачных участках этих, по ту сторону заборов, — идеальная чистота, порядок, оранжереи, ухоженные сады и ягодники. Но за внешней стороной заборов — лес, который не узнать, лес — помойная яма. Бесконечные свалки выброшенных за ограды банок, сорных трав, бутылок, жестянок, бумаги — всего, что неприятно глазам владельца, который хочет окружить себя цветами, зеленью и плодовыми деревьями. Все сорное, все отходы — за забор, хотя там лес, куда приезжают в выходные дни горожане, грибники. Виллы в Переделкине, хоромы у Мичуринской, вальяжные дома в лесу за озерами, дачные поселки по Рязанской, Белорусской, Дмитровской дорогам — леса загажены, будто за заборами другое царство. Лесники боятся подступиться, укорить хотя бы, ведь кто знает, не живут ли здесь Гидропроект, Минводстрой, Госплан, Минздрав или отставные генералы. Неприятностей не оберешься…

Сбережение природных регионов — дело каждого и всех. Воссоздание лесов, обогащение пашен, уход за лугами, за каждым, пусть маленьким, но прекрасным уголком земли, еще не огороженным ведомственным забором, — просто обязанность любого человека, если он не на словах, а на деле обеспокоен уничтожением земной красоты людьми, которым уже ничто не дорого.

Земледельцы, которых так мало, горожане, еще не порвавшие всех нитей со своей деревней и родней, доживающей там, интеллигенты с душой, не потерявшей чувства красоты и долга перед ней, поруганной и испачканной, — никто не должен забывать землю, которая кормит, одевает, пестует добрые чувства в душе и ребенка, и старца. Велика общая ответственность наша за все уже содеянное плохое над землей и миром зеленого. Велика обязанность хранить планету, свой родной край и то небольшое местечко, где, как принято, придется однажды лечь…

Петр Тайгин

САСЫЛ И ХОТОЙ

Рассказ

Художник Е. Старикова　

Шипя и потрескивая, горел костер. По истлевающему комлю бежали голубоватые огоньки, сухие ветки вспыхивали пышущими фонтанами пламени, выстреливая фейерверки трассирующих искр. На палатке, обращенной входом к огнищу, да и на нас самих, сидевших на суковатой корявой лесине, замысловато выплясывали яркие блики.

Стоянка наша находилась у большого озера. Мы только что поужинали и, лениво перекидываясь словами, пили из эмалированных зеленых кружек крепко заваренный кирпичный чай. Над нами, в блеклой сини вечернего неба, толклись надоедливые комары. Заря полыхала багрово-оранжевыми полосами, и ближняя гряда горного отрога вырезывалась остросопочным силуэтом; а позади, далеко за озером, в розовых тенях закатного отсвета засыпали снежные вершины Сетте-Дабана. Порыхлевший на озере лед был еще местами покрыт чехлом таявшего снега, только у самого берега — кочковатого, поросшего осоками — маслянисто поблескивала лента воды, где играли краски зари и отражались одинокие лиственницы. Они будто выбежали из притаившегося невдалеке лесочка и, увидев свои опрокинутые кроны, застыли в нерешительном изумлении.

— Н-но, хляби твою душу! Ослеп, што ли-ча!

Со стороны лесочка показалась связка налегке оседланных лошадей, во главе которой важно восседал Филька Мерзликин. Он, видно, думал предстать со своим караваном внезапно, но лошадь под ним споткнулась, и Филя, спасая положение с помощью заковыристой брани, поспешил ухарски, в виду нашего «синклита», развернуть весь лошадиный строй. Обращаясь ко мне, он бойко, гнусавым голосом доложил:

— То-оварищ старшой! Вьючная сила в составе двух меринов и четырех кобылиц из совхоза «Чолбонья» доставлена. Особых происшествий в пути не случилось!

— Во-о-льно-о!