На своем месте (СИ)

Для меня же главным во всех этих движениях стал разговор с Леонидом. Наябедничал-таки я царевичу на тайных, представив дело в наиболее выгодном для себя свете — обидно, мол, что меня, артефактора не из последних, не позвали разбираться с поиском ворами таинственных артефактов из чёрного стекла, что те воры по скудоумию своему у меня же искать пытались. И ладно бы просто не позвали, так ещё и главного подозреваемого от меня скрывают, а сами, такие-сякие-нехорошие, выпустили его, чтобы он увёл кухарку, что в доме отца служит, да ещё так увёл, что есть у меня вполне обоснованные опасения за саму жизнь той кухарки. Не скажу, что решение поговорить с царевичем далось мне легко, но всё-таки я решился. Предварительно, кстати, посоветовался и с Шаболдиным, он же тут тоже лицо заинтересованное, это у него люди князя Свирского увели «Иван Иваныча» почти что из-под носа. На тот случай, если тайные разобидятся и начнут пенять нам с приставом на то, что мы продолжаем розыск по «Иван Иванычу», мы с Борисом Григорьевичем условились отговариваться розыском пропавшей кухарки Крюковой — мол, именно её ищем, а что предполагаемого похитителя девушки свидетели описывают больно уж похожим на «Иван Иваныча», так мы тут ни при чём, мало ли, кто на кого похож бывает. Оставалась, конечно, и вероятность того, что тайные прознают про мои дела в Усть-Невском, но тут я готов был брать всё на себя, потому как меня, в отличие от Шаболдина, тайным просто так не заткнуть — я и племянник старосты Боярской Думы, и видный заводчик и изобретатель, и, что особенно приятно, нет у меня начальства, которое мне может что-то запретить. Нет, есть, конечно, над всеми нами царь наш государь Фёдор Васильевич, и уж если запретит он, тут поневоле подчиниться придётся, но как раз чтобы столь нежелательного поворота избежать, я и преподнёс Леониду дело именно в таком виде, о котором уже сказал.

— Ты хочешь, чтобы я попросил брата сказать тайным, чтобы тебя оставили в покое? — Леонид не только внимательно меня выслушал, но и некоторое время подумал, прежде чем задать уточняющий вопрос.

— Никоим образом, Леонид, никоим образом! — подчёркнуто пылко возразил я. — Я ещё не выжил из ума, чтобы просить государя делать что-то такое, в чём он понимает куда больше меня! Если именно так и надо, значит, так тому и быть, но хотелось бы всё же какой-то ясности, сам же видишь, насколько тут всё сложно и путано. Просто мне, как боярину, просить тайных дать пояснения невместно, особенно после того, как они прямо в том отказали…

— А сам к государю почему обратиться не хочешь? — заинтересовался царевич.

— Видишь ли, Леонид,какие-никакие заслуги перед Царством Русским и перед государем Фёдором Васильевичем у меня есть, — тут я попытался изобразить приличествующую моменту скромность. — И государь за те заслуги может явить мне милость и осадить тайных. А дела тайные, сам понимаешь, на то и тайные, чтобы не говорить о них всем да каждому, вот и может так выйти, что через ту милость у подчинённых князя Свирского какие затруднения в их службе возникнут… А ты подай это государю как этакий анекдот [1] — вот, дескать, пожаловался Левской тебе сам не поймёт на что. И, умоляю тебя, не проси за меня государя.

— Ну ты хитёр! — хохотнул Леонид. — Так просишь, что и как будто не просишь вовсе!

— Не мы такие, жизнь такая, — притворно вздохнул я, вспомнив популярное в бывшем моём мире универсальное оправдание на все случаи жизни. Царевич с пониманием хмыкнул.

Если кому покажется, что я пытался манипулировать царевичем, то совершенно напрасно. Я, можно сказать, играл в открытую и на самом деле хотел, чтобы Леонид передал мои слова царю под видом анекдота. Не возьмусь утверждать, что князь Свирский держит государя в неведении, но вряд ли он доложил царю вот прямо все-все-все подробности дела, в коем как-то затронут некий боярин, имеющий пусть и не прямое, но всё какое-то отношение к царской семье. То есть государь общее представление о деле имеет и не станет придерживать тайных из-за моих слёзных жалоб, вот я и решил сделать так, чтобы слёзными они не выглядели. Я надеялся, что поданные в столь необычном виде жалобы побудят царя и решение по ним принять необычное, а ещё больше надеялся, что решение это будет в мою пользу. Вот и посмотрим, какие основания имеют под собою мои надежды…

Что же касается самих поисков Фроси Крюковой, то губные в них ничуть не преуспели — несчастная девушка как в воду канула. Никакой ясности не было и в пропаже вещей из её дома. Раз уж соседи утверждали, что уходила Фрося с неизвестным мужчиной налегке, то когда эти вещи пропали — до их ухода или после него? Шаболдин было посчитал, что вещи украли те самые соседи, но от мысли этой отказался настолько быстро, что даже не стал их трясти на допросах.

— Я, Алексей Филиппович, по здравом размышлении пришёл к мнению, что вещи Крюковой «Иван Иваныч» и унёс, уже после того, как увёл её, — пояснил пристав такую перемену. — Чтобы оно смотрелось, будто она куда уехала. Не повезло ему, что соседи их заметили…