На своем месте (СИ)

В делах домашних тоже появились некоторые изменения. Оленька попросила у меня дозволения пожить до конца лета в моём доме, я, конечно, объяснил ей, что с прошением этим обращаться надо не ко мне, а к моим родителям, но обещал замолвить за сестрицу словечко. Исчезновение Фроси Оленьку встревожило и напугало, так что лучше пока и правда забрать её из дома, где многое связано с покладистой кухаркой, у которой хитрая Оленька всегда могла разжиться вкусненьким в неурочное время. Впрочем, окончательное дозволение матушка поставила в зависимость от оценок, с коими сестрица закончит пятый класс. Что же, до этого события не так долго и осталось, и последние дни учебного года Оленька проявляла похвальное усердие в учёбе. Понятно, что и мне было выставлено условие девицу особо не баловать, да я и сам такой педагогической ошибки допускать не собирался. Впрочем, названую свою сестрицу я прекрасно понимал — там строгие и требовательные Филипп Васильевич и Анастасия Фёдоровна, да Василий с Анной, с которыми у неё приятельские отношения так и не сложились, там тягостные раздумья о судьбе Фроси, а тут я и Варенька загружают её любимым рисованием, с нами можно увлекательно поговорить, а с Варварушкой — ещё и заняться гимнастическими упражнениями, которые хорошо сложенная и вполне себе развитая Оленька воспринимала как весёлую забаву, а не изнурительную необходимость.

…Старший губной пристав Шаболдин, зайдя ко мне уже почти в самом конце мая месяца, выглядел малость озадаченным, но в общем и целом даже довольным. Обрадовался и я — такой вид пристава обещал хорошие новости, в нашем деле давно уже не встречавшиеся.

— Вот, Алексей Филиппович, извольте прочесть, — пристав протянул мне лист бумаги. — Сегодня утром доставили.

Первым делом я глянул в нижнюю часть листа, отмеченную обманчиво скромной подписью архимандрита Власия. Подпись не оставляла никаких сомнений, что из Иосифо-Волоцкой обители прислали итоги молитвенного розыскания. Я вчитался в бумагу с её начала и…

— Миша, Ольгу Андреевну мне позови сей же час, — велел я секретарю, явившемуся в кабинет по моему вызову. — Порадую названую сестрицу, очень она за Фросю переживала, — пояснил я Шаболдину, когда Сафонов отправился исполнять повеление. Пристав с пониманием кивнул.

Да уж, порадую, это точно. Архимандрит Власий в своём письме прямо утверждал, что на момент совершения молитвенного розыскания по чину Святителя Антония душа рабы Божией Ефросинии, дщери Матвеевой, по прозванию от предков Крюковой с телом оной девицы разлучена не была.

[1] Напоминал в некоторых предыдущих книгах, напомню и сейчас — «анекдот» в первоначальном значении слова означает занятный, достойный примечания случай, а не короткий смешной рассказ с неожиданной концовкой

[2] Красная медь — то, что мы сейчас называем просто медью, жёлтая медь — латунь

Глава 16

Поиски, находки и раздумья

Известию о том, что Фрося-хромоножка жива, Оленька ожидаемо обрадовалась. Не будь рядом Шаболдина, наверняка бы выразила свою радость со всею живостью, но при постороннем человеке, да ещё и в немалом чине на государевой службе состоящем, ограничилась безупречно исполненным поклоном с полуприседанием и кратенькой устной благодарностью за приятное известие, высказанной в высшей степени внятно и в должной мере учтиво. Понятно, что и в гимназии много чему научилась, и у Варварушки нахваталась, и года уже такие, что хочется всем показать, какая она взросленькая, однако же привыкнуть к столь изящным манерам у названой сестрицы я пока как-то не успел. Но мне понравилось, чего уж скрывать.

С уходом Оленьки мы с приставом вернулись к нашим делам. Итак, Фрося Крюкова не убита, по крайней мере, не была убита на днях, а значит, и сразу после своего исчезновения тоже. Это вселяло надежду — уводить девушку и где-то её держать, чтобы убить потом, выглядело делом бессмысленным, тем более для «Иван Иваныча», на примере несчастного Плюхи наглядно показавшего, сколь мало ценит он человеческую жизнь. Другое дело, что мы совершенно не понимали, зачем ему Фрося понадобилась живою — не о сердечных же чувствах тут говорить, в самом деле! Впрочем, тут, как говорится, вилами на воде писано. Как могла кухарка из отцовского дома пригодиться тайным, тоже оставалось большим вопросом, хотя если с нею «Иван Иванычу» в той золотой клетке, куда его посадили люди князя Свирского, будет сидеть уютнее, то такое выглядело вполне объяснимым.