На свои круги (СИ)

В битве этой будут участвовать сотни, тысячи человек, вряд ли они встретятся там. Они не смогут увидеть друг друга. Успокаивала она себя. Он говорит это нарочно, чтобы позлить её, по-другому он не умеет, это такой человек.

И всё же... Вдруг...

- Вы же знаете, что мне нельзя волноваться. Зачем вы делаете это?- спросила, стараясь сохранять внешнее спокойствие, и в голосе, и на лице – тоже.

Барон усмехнулся. Да, он знал о её беременности, знал про ребёнка, и это тоже было причиной его хорошего настроения.

- Я хочу, чтобы ты провела эти дни в молитвах, чтобы ты молилась за нашу победу. Мне всё равно, будешь ты молиться лично за меня или нет – плевать! Я знаю, что вернусь из этого похода, он у меня не первый и, думается мне, не последний. Но победа, победа была бы кстати.

Ания опустила взгляд. Его победа – победа графа Гавард, это же – поражение графа Мард, это – поражение Орвила.

Он хочет от неё невозможного!

За что и будет молиться Ания, так только за жизнь и здоровье любимого человека. Только за это.

Она перевела взгляд на лицо стоявшего рядом Эрвина. И этот здесь. Этот вездесущий, надоедливый Эрвин. Он помогал барону и, сейчас освободившийся, стоял и наблюдал за действиями других оруженосцев, копошившихся у ног милорда. И этот тоже идёт в поход. А как же! Свою любимую игрушку барон будет держать у сердца.

Ания догадывалась, что барон знает о её неприязни к этому человеку, и о причине этой неприязни он тоже, наверное, знает. Турнирный поединок разворачивался на его глазах, вернее, завершение этого поединка, и барон догадывался, почему молодая жена не любит нового слугу своего мужа.

Странно, что, кроме, как к сыну, он не ревновал её ни к кому из окружения, хотя парней вокруг было много, и молодых, и симпатичных, и интересных, но только в сыне он видел своего соперника. И, видимо, не зря. Ания любила только одного человека и других вокруг не замечала. И старый барон словно догадывался об этом. Он улыбался, читая взгляд своей жены, брошенный на лицо молчаливого оруженосца.

Может быть, к причинам её нелюбви примешивалась и обида за то, что барон выделял молодого человека, по-своему проявлял симпатию, приблизил так, как, может быть, приближал своего родного сына, или примерно так же, как его. И это Ания видела, и злилась и негодовала ещё больше.

С чужим человеком он мог быть приветливым и добродушным, проявлять заботу и участие, мог многое прощать, но сыну он не мог простить и лишнего слова, действия, шага. При любом случае старался унизить его, обидеть или задеть хоть едким словом, постоянно указывал на свою нелюбовь и недоверие.

И этот хитрый стихоплёт, задира с позорным шрамом настолько втёрся в доверие, что по-другому, как ненавидеть его, Ания не могла.

«Отправляйся в поход вместе с этим стариком, может быть, и не его, так тебя там убьют, а я буду рада хоть этой малой радости. У тебя-то, наверное, этот поход первый. Я вижу, как ты нервничаешь. Ты начал собирать вещи ещё несколько дней назад, тренируешься больше обычного и почти ничего не ешь. Не иначе, дорогуша, ты предчувствуешь смерть...»

Она вздрогнула от своих мыслей и мысленно перекрестилась, отгоняя прочь всё это.

«Нет! Нет! Боже Милосердный, Матерь Божья, все святые и ангелы светлые, простите меня... Я не хочу, не хочу его смерти. Пусть живёт, пусть здравствует, пусть и дальше портит мне кровь – я вынесу это испытание, я выдержу всё и его – тоже. Главное – пусть живёт Орвил, пусть живёт и родится здоровым его ребёнок, пусть я доношу и смогу родить его на свет. Простите меня! Простите за мои злые слова, за мои жестокие желания. Нет! Не этого я хочу! Пусть все возвращаются живыми, все-все до последнего пажа, до последней собаки и лошади, все-все! Сохраните только жизнь ему. Ему, моему Орвилу... Пожалуйста! Умоляю...»

И почувствовала, как защипало в переносице подступающими слезами. Эта молитва была честной, той живой молитвой, от которой только и могут навернуться слёзы. Слёзы искренности и боли, просьбы у Всевышнего жизни и здоровья для любимых людей.

Она резко отвернулась, зажмуриваясь от слёз, и Эрвин удивлённо изогнул брови. «Не плачь, баронесса, мы скоро вернёмся».

часть 16

Всё время Эрвина не покидала тревога, он боялся встречи со своим дядей Вольфом – графом Гавардским. Если будет сражение войск двух графов, то в любом случае оба графа должны там быть, по-другому и быть не может, так думал Эрвин. По крайней мере, если бы он оставался графом, то он бы точно принял участие в сражении, а как же иначе?

Сражение...

Сколько раз за всю свою жизнь он мечтал о походах и славных битвах, сколько стихов и песен звучало в сердце при одной только мысли о предстоящих приключениях!

Сейчас же он отдал бы всё это за один только день побыть в обители бегинок, погулять по осеннему яблочному саду, подержать в ладонях руку любимой девушки. И чтобы над головой щебетали птицы, чтобы мальчишки рядом пинали мяч и смеялись, чтобы звенел звонкий колокол, собирающий всех на молитву, и никуда не надо было бы спешить, и никого не надо было бы бояться.