Солдатские будни этих двух унтер-офицеров-танкистов протекали совершенно обычно в 12-м эскадроне 24-го танкового полка. Если не принимать в учет разницу в звании (ефрейтор — унтер-офицер), то жизнь моя от них ничем не отличалась. Но в вопросе производства в унтер-офицеры имелось все же большое различие. И, наконец, когда последний командир батальона 24-го танкового полка принимал трудное решение об эвакуации 30 человек из 100 солдат этого полка из «котла» в Восточной Пруссии, несмотря на расовые законы, он выбрал Ахима Дохани.
ИНТЕРЛЮДИЯ В ВЕРХНЕЙ ИТАЛИИ
17 августа 1943 года мы погрузили только что полученные танки на платформы и поехали в направлении Бреннера. В то время я уже приобрел известность фотографа, обеспечившего всех товарищей фотографиями их военной службы. Мой командир эскадрона, всячески поощрявший мою страсть к фотографированию, разрешил мне во время поездки сидеть свободно на танке. Остальные солдаты должны были находиться в вагонах, так как перед этим один солдат погиб от удара током от контактной сети, а другой, ехавший по железной дороге стоя на танке, разбился о вход туннеля. Благодаря такой награде «за фотографирование» я при прекрасной погоде сидел в люке радиста все время следования от Магдебурга до Пармы, обозревая окрестности. В Парме наше путешествие подошло к концу. Танки были сразу же выгружены, и тут же на улице мы получили первую взбучку. Командир эскадрона приказал по радио: «Командиры взводов — ко мне!» Мы знали, что ничего хорошего это не обещает. Командир собрал взводных из-за того, что танки «не держали должного равнения» при движении по улице. Резким тоном, почти сквозь зубы он заявил: «Я не хочу больше видеть, что вы едете по улице как стадо свиней! Если это повторится, то эскадрону достанется!»
Он подразумевал муштру в наказание или дополнительные тренировки. Теперь мы на наших танках ехали точно один за другим по римской улице Виа Эмилия через Реджио в Модену. За Моденой командир головного танка увидел на столбе наряду с другими тактическими знаками табличку со скачущим всадником на щите и параллелограмм — символ 24-го танкового полка. Это был дорожный указатель для нашего полка. Танки свернули с дороги и направились к месту нашей новой квартиры — виноградной плантации неподалеку от Болоньи.
Однажды к нам прибежал молодой коричнево-белый пес-дворняга и почему-то непременно захотел остаться при экипаже танка 1241. Этот маленький песик смотрел на нас такими преданными глазками и ему так нравилось в танке и вокруг него, что командир и экипаж решили оставить его в качестве талисмана нашей машины. Из-за беспомощных и неуклюжих движений мы назвали его Тапси.[6]
Наш новый друг всегда был неподалеку от нас и как-то раз съел содержимое котелка, который разогревали на костре и оставили без присмотра.Для прогулок из пистолетных ремешков мы сделали ошейник и поводок, на котором водили Тапси. Он оставался с нами до первых боев в России. Мы бы и дальше держали его как маленького песика-танкиста танка 1241, но во время боев совершенно нельзя было гарантировать, что его не зацепит или не придавит каким-либо предметом. Поэтому его пришлось передать в наш обоз. Когда я позже попал в Кировоград, то видел Тапси еще раз, когда солдат выводил его на поводке на прогулку. Своими короткими лапами он по брюхо увязал в сугробе. Мне его стало жалко, и я почувствовал вину за то, что мы увезли эту маленькую собачку с ее солнечной итальянской родины, и теперь она должна бродить по русским сугробам. Это было редкое чувство вины, и еще по поводу маленькой собачки!
Унтер-офицер с графским титулом, с которым я, как и прежде, поддерживал дружеские отношения, очень хорошо говорил по-итальянски и продолжал оставаться в выгодном положении переводчика. Уже во время поездки по железной дороге из Магдебурга в Парму 12-й эскадрон получил выгоду от знания языка и искусства ведения переговоров, которыми обладал мой друг. Между Бреннером и Триентом у одного из вагонов перегрелась ось. Итальянское станционное начальство, все еще связанное с нами осью Берлин — Рим, хотя и эта ось уже была перегрета и вот-вот должна была лопнуть, не меняло вагон. Железнодорожники объясняли, что у них нет запасного вагона. Поезд стоял у самой реки Эч, и мы, танкисты, купались в ее стремительных водах. А тем временем граф унтер-офицер продолжал переговоры. Он обсуждал положение с главным фельдфебелем:
— У нас еще есть деньги в эскадронной кассе?
— Да, зачем?
— Вы можете дать мне немного для итальянских железнодорожников?
Главный фельдфебель дал денег, а граф продолжил переговоры. Через некоторое время был подан запасной вагон. Танк начали перегружать с неисправной платформы. При этом оказалось, что у водителя — не лучший день. Он резко бросил фрикцион, и танк соскочил одной гусеницей с платформы. С большим трудом, двигая танк туда-сюда, в то время как остальные солдаты подкладывапи под гусеницу толстые доски, танк удалось перегрузить на другую платформу. О другом случае пользы для эскадрона я расскажу позже.