На тихой улице

Выгляжу ужасно. Наверное, когда я появлюсь в таком виде, Кора сочтет меня еще более странной, чем уже считала. В такси я старалась сосредоточиться на мыслях об Эйвери и сохранять надежду и спокойствие, но когда в голову закрались мрачные мысли, начала задыхаться. Со стороны кажется, что все просто. Если б я услышала о женщине вроде меня, то решила, что такого не может быть. Но наш городок небольшой, а Лукас на каждом углу расставил ловушки. Все здесь равняются на него. Все, к кому я могла бы обратиться, много лет с ним знакомы.

Мне долго казалось, что я просто не вижу очевидный способ сбежать. Но очень умный человек потратил очень много времени, чтобы создать этот мир, который устроен так, что из него нет выхода. И до меня наконец-то начинает доходить. У меня нет документов, нет доказательств того, кто я, и нет выхода. Он называет меня Джорджией – это прозвище, потому что, по его словам, у меня бледная кожа, как у персика из Джорджии, – и всем представляет меня под этим именем. Я находила это очаровательным. Но это оказалось еще одной подставой. Меня зовут Никола Доусон, и я вдруг поняла, что больше мне ею не быть.

Так что в такси я задыхалась. Мне предстояло вернуться домой без всякого плана и надежды. Наконец, заметив, в каком я ужасном состоянии, таксист остановился. Я сидела на обочине, зажав голову между коленями, и пыталась восстановить дыхание, собраться с силами, и не успела понять, что происходит, как подъехали медики. Мне пришлось бежать. Не знаю, что было бы хуже: если б меня отвезли в больницу и Лукас узнал, что я сбежала из дома, или зафиксировали мой очередной нервный срыв. Я просто встала и побежала со всех ног, а когда оказалась за несколько кварталов, отчаянно попыталась найти другое такси, но в таком маленьком городке это просто невозможно, и пришлось идти пешком. Я бежала, пока хватало сил. Когда я преодолела четыре мили, оставшиеся до дома, покрытые потом волосы облепили лицо. Я порвала джинсы на коленях, а глаза налились кровью и слезами, но мне плевать, потому что надо было забрать ребенка и пойти домой.

Я подбегаю к двери Коры и звоню. Она быстро открывает и осматривает меня с головы до пят.

– Что случилось? – удивляется она, схватившись за сердце.

– Машина сломалась. Долгая история. Я могу забрать Эйвери? Прости за спешку, я по-настоящему ценю…

– Ничего страшного. Лукас уже ее забрал, – отвечает она, и у меня кружится голова и подгибаются колени, а от лица отливает кровь.

Перед глазами вспыхивают искры, я чувствую, что вот-вот упаду, тело не выдержит, а сердце прямо сейчас остановится, но нужно думать об Эйвери. Нужно войти в тот дом и столкнуться с неизбежным, потому что там Эйвери.

Спотыкаясь, я ухожу от Коры, но восстанавливаю равновесие. Я не могу открыть рот, чтобы заговорить, поэтому просто иду через дорогу, глядя на теплый оранжевый свет в окнах. Там как будто живет обычная семья – если я загляну в окно, то увижу мужа, который пьет пиво и смотрит телевизор, играющего ребенка у его ног, и они ждут моего возвращения, чтобы мы вместе поужинали, поговорили о том, как прошел день, и посмеялись. И посмеялись.

На крыльце на мгновение задерживаюсь. У меня хватило ума щелкнуть пультом, чтобы разморозить изображение с камеры на веранде. Возможно, именно поэтому он вернулся домой раньше, но точно не знаю. А мне нужно знать точно, есть ли хоть малейший шанс, что он не заметил.

Подходя к двери, я не слышу ни звука. Неуверенно пересекаю прихожую и иду на кухню, где за столом сидит Лукас со стаканом виски со льдом и улыбается. Он живет ради этого. Наказание. Контроль.

– Где Эйвери? – спрашиваю я, зная, что вскоре он взорвется яростью, и молюсь, чтобы с ней все было в порядке.

– Спит. Выпьешь? – предлагает он.

Игра началась. Я качаю головой, из глаз брызжут слезы. Стою неподвижно и выжидаю, наблюдая за ним.

– Сядь, – приказывает он, по-прежнему с улыбкой.

Я соскальзывая на стул с противоположной стороны стола. В доме так холодно и темно, шторы задвинуты. Только сквозь щель между ними на кухонный пол тонкой полоской ложится луч послеполуденного света, как будто прочерченный лазером.

– Как ты прекрасно знаешь: все может быть просто или тяжело, зависит от тебя. Где. Ты. На хрен. Шлялась?

Правильного ответа на этот вопрос, конечно, не существует. Почти каждый ответ так или иначе сводится к тому, что я шлюха и сделаю что угодно ради денег, и не сказать, что это так уж далеко от истины: сейчас я готова на все, лишь бы получить немного денег. Но каждый ответ наказуем, одни сильнее других, и поскольку у меня есть деньги, которые он найдет, я говорю:

– Я нашла ожерелье во время прогулки перед домом и пошла его закладывать. Мне хотелось бы иметь собственные деньги.

Последнюю фразу добавляю, чтобы поддержать фантазию, будто я просто домохозяйка, нуждающаяся в деньгах, а не пленница. Эта деталь создает впечатление, что я вижу себя именно так.

– Разве тебе чего-то не хватает? Я всем тебя обеспечиваю. Ты хорошо питаешься, у тебя прекрасная одежда. Оглянись вокруг. Сколько человек живет в подобном доме? Посмотри!