На тринадцати ветрах. Книги 1-4

Селестен помог Матильде спуститься, а Гийом уже спрыгнул на землю, с недоверием покосившись на мерцающие в темноте копи. Затем он помог продавцу устриц снять чемоданчик и положить его у двери. Жестом матроны Матильда протянула ему монету, на что человек ответил было отрицательным жестом, но все же положил деньги в карман. После чего решил еще немного постараться для своих пассажиров и постучал в дверь…

— Эй, Симона Амель! К вам приехали.

Не дожидаясь ответа, он вскарабкался на свою тележку, развернул лошадь и растворился в сырой ночи. Некоторое время не было ничего слышно, кроме шума моря, хотя после того, как дядюшка Кло позвал хозяйку, в доме раздался какой-то звук, но потом все стихло. Внутри горел свет, значит, кто-то был дома.

Подождав немного, Матильда постучала сама.

— Откройте, пожалуйста! Это я, Матильда, сестра Огюста…

На сей раз послышался угрюмый голос:

— Кто это?

— Матильда Тремэн, урожденная Амель… Я ваша золовка, Симона, и вернулась из Новой Франции…

На сей раз послышался возглас, однако в нем не было ничего радостного. И опять тишина, от которой терпение путешественницы лопнуло.

— Ну откройте же, наконец! Почему вы не открываете?

Звякнула щеколда. Красный отблеск света изнутри упал на прибывших. Перед ними стояла женщина небольшого роста со светлыми волосами, насколько можно было разглядеть из-под широкого чепца. Возле нее стояли дети, мальчик и девочка, похожие на близнецов: одинакового роста, с одинаковыми золотистыми волосами и глазами цвета голубого фарфора. Они крепко держались за руки.

Женщина могла бы показаться весьма красивой, если бы выражение ее лица было мягче, но в таких же голубых, как у детей, глазах, устремленных на путешественников, странным образом отсутствовало тепло.

— Кто, вы сказали, такая?

— Сестра Огюста. Матильда Тремэн. Это мой сын Гийом.

Через приоткрытую дверь Симона Амель спросила:

— А зачем вы сюда приехали? Новая Франция далеко…

— Но не настолько, чтобы вы не знали о том, что там произошло! Страной завладели англичане, а я, к несчастью, потеряла мужа. И вот я вернулась к брату в надежде, что он нам поможет…

— Смотрите: мы все в трауре! Он покинул нас два месяца назад…

— Я знаю. Селестен Кло, который привез нас из Валони, сказал нам. Мне очень тяжело из-за всего, что произошло, но разве поэтому нас нужно держать на пороге дома, принадлежавшего моему отцу?

— Теперь он мой и моих детей. Что касается вас, то никак не пойму, с какой стати вы вернулись. Разве вы мало причинили зла?

— Я? Зла?.. Но кому?

— Не прикидывайтесь! Вы прекрасно знаете, почему отец отдал вас замуж за того приятеля и отправил к дикарям. Хотя это и не принесло ему удачи, несчастному!

— Да о чем же вы говорите? — воскликнула ошеломленная Матильда, начинавшая терять терпение. — Мы будто говорим на разных языках.

— Может, и так, но я не желаю вас видеть у себя в доме. Я потеряла моего Огюста. Не по вашей вине, согласна, но если люди узнают, что вы находитесь у меня, нам, пожалуй, не легко будет остаться в живых, ни мне, ни моим детям! Так что убирайтесь отсюда!

Матильда понимала все меньше и меньше. По всей видимости, гнев женщины происходил от глубокого, чуть ли не животного страха, который неизвестно отчего передавался путешественнице и делал ее беззащитной. Если она была в деревне столь нежеланным гостем, то почему же Селестен Кло ничего ей не сказал?

— Вы хотите, чтобы мы ушли? — наконец выговорила она с трудом. — Но куда же мы пойдем в такую погоду?

— Это меня не касается. Есть гостиница, прошу вас, уходите!

— У нас, — вставил Гийом, — никогда не отказываются впустить путешественников!..

— У тебя, сорванец, как я погляжу, хорошо язык подвешен! — сказала Симона. — Даже слишком хорошо для твоего возраста. Как бы там ни было, я делаю то, что мне нравится, и не хочу, чтобы вы здесь оставались!

Прежде чем те, кого она прогоняла, успели произнести хоть слово, госпожа Амель уже закрыла дверь. Щелкнул замок, потом повернули ключ, и до них долетел детский голос:

— Это злые люди, мама?

На что мать уверенно отвечала:

— Да, люди, которых лучше не принимать, и я надеюсь, что они уйдут. Но все равно я запрещаю вам рассказывать кому бы то ни было о том, что они приходили! Вы меня поняли?

Бешенство овладело Гийомом. Со всей силы он набросился на дверь и стал колотить по ней кулаками.

— Это вы — злые люди! — крикнул он. — И когда-нибудь об этом пожалеете!

Потом он повернулся к матери — ноги ее подкосились, и она упала на старую каменную тумбу, прислоненную к стене.

— Пойдемте, мама! Здесь нельзя оставаться — слишком холодно!

— Куда же мы пойдем?

— В гостиницу, конечно. Дождь перестал, но дует ветер.

— У нас мало денег, ты знаешь?