На цыпочках

От неожиданности я сначала остановился. Потом, преодолев замешательство, пошел мимо них. Они, казалось, не обратили на меня никакого внимания. Вернее, это не совсем так — они, конечно, оба посмотрели на меня, но так, как будто я был вполне обычной фигурой, просто прохожим, ничем. Вообще-то так бы оно и было, если бы прохожие часто встречались в этом районе, но это все были холмы, место безлюдное, дикое, не слишком живописное, чтобы здесь гулять, и по собственной инициативе я бы сюда не пришел. Поэтому мое появление должно было бы удивить или заинтересовать их; я ожидал, что они, по крайней мере, остановят меня и потребуют предъявить документы, но они просто не обратили на меня внимания, никак не реагировали, и только, когда я прошел, искоса взглянув на них, один из них что-то шепнул другому на ухо, и оба засмеялись. От этого мне стало немного не по себе, но я сделал вид, что ничего не заметил.

Вообще они стояли у четырехугольного деревянного барьера, облокотившись на него, на жесткой убитой площадке, а за барьером, вокруг гладко отполированного столба, были горой навалены какие-то защитного цвета тюки. Их было двое (я имею в виду солдат), и им, очевидно, нечего было делать, поэтому можно было предположить, что кто-нибудь из них ради любопытства или так, для развлечения, остановит меня, но они меня не остановили, и я прошел себе мимо, как будто ничего не случилось. Строго говоря, ничего и не случилось — просто вышел на пост десантников и все. Не запрещено же десантникам расставлять свои посты? Мне до этого не было никакого дела. Я пошел своим путем, и скоро пост десантников скрылся за холмами.

Я еще немного прошел и сел на какой-то бугорок, так как мне нужно было кое о чем подумать. Я сел на бугорок и стал об этом думать.

«А не пойти ли мне напрямик? — подумал я. — Прямо напрямик. Может быть, так будет лучше, уж во всяком случае, короче. Так, идя напрямик, я мог бы довольно быстро добраться до Тихоженска. Сравнительно быстро, потому что место все-таки холмистое, и дороги, в сущности, никакой нет, так, отдельные тропинки, которые то там, то здесь попадутся на пути; этих разрозненных тропинок довольно много здесь, трудно сказать, откуда они берутся, но их здесь много, встречаются, и, как бы то ни было, а они облегчают дорогу. Да, конечно, быстрей всего, вероятно, было бы напрямик. Да, конечно...»

Я задумался.

«В конце концов, ведь и жена ждет меня дома. Нехорошо заставлять жену ждать. Ведь я по опыту знаю, как это неприятно и беспокойно ждать к назначенному часу: если кто-то задерживается, опаздывает, начинаешь тревожиться, думаешь, не случилось ли чего, дальше волнуешься, переживаешь, ходишь по комнате вперед-назад и от волнения и ожидания не можешь ни за что взяться. Даже читать и то не можешь: возьмешь книгу и тотчас положишь ее на место, а то и так бросишь. Это всегда неприятно, а уж моей жене с ее нервами и подавно.

А на станции садиться в вагон гораздо удобней, чем на ходу, хоть и на подъеме. Прыгать на ходу — хорошенькое дело! Да и кондуктор будет недоволен. И потом я же заплатил за билет? Вот он, в кармане, — я нащупал картонный прямоугольничек. — Действителен в течение двадцати четырех часов. Так что же еще? Что мне, я не понимаю, прыгать на ходу? Это противоречит здравому смыслу. Да нет, в принципе, напрямик во всех отношениях удобней».

Я встал и пошел по склону, по извилистой тропинке, вверх. Я все никак не мог принять решения, ни того, ни другого.

«Осмотрюсь, — подумал я, — осмотрюсь, а там и приму решение».