На улице Мира

Катерина забавно мельтешила по кухне. Что за суп она могла приготовить? Из пакетика? Но когда брюнетка поставила передо мной тарелку дымящегося душистого супа с фасолью, у меня слюнки потекли. Зачерпнув ложкой и предварительно подув, осторожно попробовала. Удивительно, но суп был даже вкуснее, чем у Софьи Николаевны и тети Оли, мамы Третьяковых. Да что там говорить, я в жизни такой вкусноты не ела!

Видимо, у Катерины это блюдо было коронным, потому как она замерла в ожидании вердикта.

– Ну как? – все-таки спросила она, поняв, что я не собираюсь рассыпаться в комплиментах.

– Сойдет, – сказала я и продолжила есть молча. Не знаю, почему я не похвалила суп Катерины. Он и правда получился отменным. Но меня почему-то дико раздражало присутствие этой муклы в нашем доме. Особенно после того, как ее фотографии выложили в школьном «Подслушано». А еще меня не покидало чувство, будто брюнетка все время пытается мне угодить, что тоже немного бесило.

Так и сидели молча. Я нарочно громко звякала ложкой по тарелке, а Катерина гипнотизировала столешницу, но не думала уходить. Когда я практически доела, брюнетка сказала:

– Оставь тарелку, я помою.

– Я и сама могу помыть за собой посуду, – тут же насупилась я.

Мытье тарелок – не самое любимое занятие, но мысль, что Катерина тут начнет хозяйничать, мне не нравилась.

Тогда брюнетка поднялась из-за стола и направилась к шкафчику, где у нас хранились медикаменты. Сначала я хотела возмутиться, что она здесь все шкафы облазила, но потом вспомнила, как сама при Катерине доставала аптечку и искала жаропонижающее, когда отец болел.

– Отлично, все необходимое есть! – обрадовалась Катерина.

– Что ты хочешь делать? – насторожилась я.

– Обработать тебе ссадину.

Я было дернулась встать из-за стола, но брюнетка вдруг прикрикнула:

– Сидеть! – А потом тише добавила: – Не бойся, больно не будет.

Катерина аккуратно обрабатывала мне ссадину, а я время от времени лишь морщилась, стараясь особо не пялиться на лицо брюнетки. Но все-таки успела разглядеть, что у нее очень необычные глаза. До этого мы оба раза встречались только в вечернее время, и мне казалось, что Катерина обладает карими глазами. Но при дневном свете они оказались ореховыми с окрашенной внутри в желтый цвет радужкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Отец говорил, что ты президент ученического совета в твоей элитной гимназии… – начала Катерина.

– Так и есть, – сдержанно отозвалась я. – Только она у меня не элитная. Гимназия как гимназия. Пошла в ту, что ближе всего к дому.

Катерина как-то странно усмехнулась и продолжила:

– Думала, ты вся такая важная припевочка, а ты оказалась нормальной девчонкой. И в драку, если что, полезешь.

– А я думала, у тебя губы накачанные. И зубы вставные.

– Нет, у меня все свое, – широко улыбнулась девушка. Мой тон ничуть ее не обижал. – Ты вообще в курсе, сколько виниры стоят? Мне они не по зубам, – скаламбурила Катерина и взяла новый чистый ватный диск.

– Ай! – поморщилась я. – Щиплет! По-твоему, лезть в драку для девчонки – это нормально?

Сама-то я такие методы точно не разделяла. И если бы не Ирка…

– По-моему, это в пределах нормы, – беспечно пожала плечами Катерина. – Я в школе несколько раз дралась.

– Я почему-то не удивлена, – не удержалась я от колкости. – С кем дралась? С парнями или девчонками?

– Чаще всего с родителями, – ответила Катерина, взглянув мне в глаза.

На мгновение я смутилась, стало не по себе. Но все-таки выдержала взгляд брюнетки и постаралась придать голосу максимум равнодушия.

– Весело у вас было.

– Ты даже не представляешь себе, насколько, – согласилась Катерина. – Мои родители последние пьяницы, даже говорить о них не хочу.

Будто кто-то ее заставлял рассказывать о своей семье. Я тоже не горела желанием вести беседу о родителях-пьяницах этой девицы, которая, возможно, в скором времени переберется в наш дом и станет моей мачехой.

– Да, не всем везет родиться в золотой люльке, – вздохнула брюнетка. – Зато отличный урок на всю жизнь. Я решила, что ни за то не повторю участи своих родителей. Хочу выбиться в люди.

– Танцевать на барной стойке – это выбиться в люди? – снова не сдержалась я. Возможно, мой вопрос прозвучал резко. Но всякий раз при воспоминании о работе Катерины, перед глазами вставал этот позорный коллаж, над которым потешались одноклассники.

– Ничем непристойным я не занималась, – жестко сказала Катерина. – Я ведь тебе уже говорила об этом. Все в рамках приличий. Мне с детства нравилось танцевать, но школу искусств я посещать не могла. Я самоучка. Хотела поступать, но…

– Но не поступила. Ты уже говорила, – перебив, напомнила я.

Катерина, закончив, убрала вату и перекись обратно в аптечку и отошла к шкафчикам.

– Тяжело работать в том месте, к которому у тебя душа не лежит, – обиженным голосом сказала брюнетка. – А еще тяжелее, когда рушатся твои мечты.

Катерина замолчала. Я тоже ничего не говорила. Вскоре мне надоела эта затянувшаяся неловкая пауза, поэтому я все-таки признала:

– Суп был вкусным.