На «Варяге». Жизнь после смерти

Наконец, наступил день съезда нашей артиллерийской роте. С нами отправились песенники и хор балалаечников. С разрешения командира, после ловли рыбы было приказано выдать на берегу каждому матросу по доброй чарке рома и, на берегу же, устроить ужин с песнями.

В два часа дня артиллерийская рота, песенники и балалаечники были построены на верхней палубе. К трапам были поданы: баркас, гребные катера и шестерки. Старший артиллерийский офицер и я обошли своих людей, проверили, у всех ли во фляжках холодный чай с лимонной кислотой. Фельдфебель роты, лихой артиллерийский унтер–офицер в фельдфебельской фуражке с козырьком, хлопотал в это время с погрузкой на баркас «сухой и мокрой» провизии, которую нам отпустили, по приказанию ревизора, баталеры.

Мы брали с собой хлеб, приварок, крупы, зелени, соли, необходимую посуду, чай, сахар и т. д.

С нами отправлялись еще несколько наших офицеров, и, таким образом, пикник обещал быть веселым и интересным.

Знакомые мне лица наших комендоров, «замочных», «установщиков прицелов» и т. д. радостно улыбались до ушей.

«Ваше высокородие, а вы с какой полуротой будете?» — спрашивают гальванеры, состоявшие во второй полуроте. «С вами буду, а на берегу все вместе впряжемся в невод», — отвечаю я.

«Ваше высокородие, а как песенников, к нам посадите?» — улыбается мне, как луна, круглое лицо «второго наводчика» орудия № 1 —комендора Ивана Дудкина. «Нет, они будут с ротным командиром на баркасе». «У нас бы лучше, ваше высокородие!» — не унимается Дудкин.

«Рота, смирно, —доносится голос лейтенанта Гессе, — по полуротно к трапам, на гребные суда»…

Люди веселые, радостные, как дети, бодро идут к трапам и рассаживаются по банкам шлюпок. Заранее выбранные «волжане» — рыбаки с благоговением уложили огромный невод на баркасе и теперь заботливо оберегают его от всяких повреждений.

«Разрешите отваливать?» — слышно с баркаса. «Прошу», — отвечает вахтенный начальник, прикладывая руку к козырьку.

«Ни пуха ни пера», — с улыбкой желают командир и старший офицер, стоящие один у левого, другой у правого трапа.

«Отваливай», — командуют офицеры на головных шлюпках. Ловкие крючковые быстро отводят форштевни шлюпок от борта. «Весла!» — через минуту все шлюпки под веслами выходят на траверзы «Варяга».

Они передают друг другу носовые фалени [127]. Головным становится баркас, за ним катера, потом шестерки.

Паровой катер берет баркас на буксир. «Шабаш!» — слышно на шлюпках. Весла, как крылья огромной птицы, стройно приподнявшись, мгновенно исчезают, уложенные вдоль бортов, и шлюпки начинают двигаться длинной колонной вслед за буксирующим их катером

Бухта, точно зеркало, вправленное в зеленую рамку с золотыми украшениями из прибрежного песка и с инкрустациями из слоновой кости, в виде пены прибоя на прибрежных рифах. Тишина в воздухе поразительная…

Зеленовато–синяя вода прозрачна, как только может быть прозрачна девственная вода могучего океана Посмотришь вглубь, и кажется, что под чудной синевой лежит черная бездна Слишком мы еще далеко от берега, и солнечные лучи не доходят до самого дна Но вот из этой черно–синей глубины начинают вырисовываться смутно какие‑то силуэты — не то деревья, не то камни. Скоро уже ясно видно, что дно усеяно ветвистыми кораллами и крупной галькой, которые кажутся такими причудливыми через толстый слой воды.

Кончились и эти глубины, видно дно. Здесь оно покрыто сплошь песком Он тянется до самого берега, и этот последний, в свою очередь, представляет собою широкий прекрасный пляж, который издали нам казался желтоватосеребристой лентой. Там, где кончается песок, на берегу растут роскошные веерные и кокосовые пальмы; их стволы, как колонны, подымаются ввысь.

Тяжелая зеленая листва, точно перья, растопырена во все стороны. Начинаясь одиночными деревьями, кокосовые пальмы переходят в густую рощу, и кажется, что туда и пройти нельзя, так густо растут деревья.

Паровой катер отдает буксир и возвращается на «Варяг». Наши шлюпки, отдав фалени «по способности», под веслами идут к берегу широким фронтом и выбрасываются на прибрежный песок.

Место выбрали отличное. Песок мягкий. Ни камней, ни кораллов, ни гальки. Шлюпки выскакивают на берег почти до половины. Люди гурьбой выходят на берег, дивясь невиданным деревьям. Хороша эта роща кокосовых пальм. Густо переплетенные вершины деревьев, казалось бы, должны давать место для жизни птицам. Между тем в лесу тихо, по–видимому, ни одной птицы не живет в нем. Огромные стволы деревьев похожи на колонны какого‑то неведомого храма, и тишина под ними еще более усиливает это впечатление.