На «Варяге». Жизнь после смерти

Наевшись жирной вкусной ухи, команда, до того молча вкушавшая пищу, начинает понемногу оживляться. То там, то здесь в группах, освещенных красным пламенем костров, яркими пятнами играющем на беловато–сером рабочем платье, вспыхивает смех, слышен непринужденный разговор, шутки. Конечно, все это грубовато, но оно не портит эту картину тропического леса ночью, освещенного заревом костров.

На огонь, пение и шум на нашу полянку выбрались из леса несколько негров–рабочих с плантации. Они были почти голые и на фоне этого ночного пейзажа казались какими‑то адскими духами.

Наши матросы, со свойственным русским добродушием, немедленно пригласили их поесть и выдали каждому по «чарке» рому. На лицах чернокожих расплылись радостные улыбки.

Хор песенников все громче, все увереннее ведет задушевную родную нам песнь. По мере продолжения пиршества песни становятся веселее, бодрее. В них иногда врывается визг развеселившихся негров.

Лежа среди пирующих матросов, я с улыбкою смотрел на это диковинное зрелище. Чисто русские физиономии наших матросов, вперемежку с толстыми губами, курчавыми головами и черными телами негров, казались мне каким‑то фантастическим карнавалом.

Ужин подходит к концу. «Для предохранения от лихорадки» ротный командир разрешает выдать команде еще по чарке рома.

«Ваше высокоблагородие, разрешите зажечь большие костры», — доносятся веселые голоса с разных сторон. Вспыхивает яркое зарево, окрашивающее розовым цветом стволы окружающих полянку пальм На полянке светло, как во время пожара.

Огромные факелы с сухим треском выбрасывают в черную высь сотни искр.

Во ку, во кузнице,Во ку, во кузнице,Во кузнице молодые кузнецы,Во кузнице молодые кузнецы… —

заливаются наши песенники. Слышен звон треугольника, стук бубнов, грохот тарелок. Команда веселая, возбужденная залихватской песней, вскакивает, люди берутся за руки, и вокруг горящих ярким пламенем факелов образуются дикие хороводы.

Белые фигуры матросов, вперемежку с черными телами негров, отплясывают фантастический танец на фоне яркого пламени, вздымающегося к темному небу. Кажется, ни разу в жизни не пришлось мне видеть подобное смешение противоположностей. Молодые русские парни из Вятской, Вологодской, Архангельской губерний, поляки, латыши, эстонцы, финны, уроженцы Волги, Сибири, Кавказа, рыбаки с Каспийского моря, негры — все это вертится, взявшись за руки, вокруг костров в темном пальмовом лесу.

Сорвем! сорвем! Дуне,Сорвем! сорвем! Дуне,

Сорвем! Дуне лопушок, лопушок,Сорвем! Дуне лопушок, лопушок…

Визг, хохот, громкие крики. В голове моей, как легкая греза, проносятся видения России…

Там сейчас в минуты отдыха слышны такие же песни. Талантливый поэт А. Черный примерно в это время записал в своем «Привале»:

Желтых тел густая каша,Копошась, гудит в воде,Ротный шут — ефрейтор Яша,Рака прячет в бороде…

А у рощицы тенистойСел четвертый взвод в кружок,Русской песней голосистойЗахлебнулся бережок.Солнце выше, песня лише…«Таракан мой таракан».А басы ворчат все тише:«Заполз Дуне в сарафан».

И вот за тысячи и тысячи верст от нас, может быть, сейчас поют эту же песню:

Сошьем! сошьем Дуне,Сошьем! сошьем Дуне,Сошьем Дуне сарафан, сарафан,Сошьем Дуне сарафан…

Негры, скаля белые зубы, визжат от восторга. Наши песенники доводят свою песню до полной силы. Громкий треск пламени показывает, что скоро наши факелы рухнут. Еще несколько могучих огненных мазков в черную высь, и один за другим горящие столбы падают при громком крике и шуме вокруг.

— «Во фронт. Перекличка!» — слышны команды офицеров. Быстро перекликают людей. Все в сборе. Посуда собрана. Негры нашли нужным принять участие в ее переноске на шлюпки. «Направо. Ряды вздвой. Правое плечо вперед!» — доносится откуда‑то из темноты. После ярких отблесков костров все кругом кажется совершенно черным. «Песню!» Глухо подхватывают песенники веселую песню под марш, и в пальмовом лесу слышен шаг сотен ног, уходящих от места ночного пиршества.

Понемногу глаза привыкают к темноте. Вот и опушка леса. Вот и пляж и… все наши шлюпки, лежащие на песке далеко от воды. За время нашего обеда был отлив и все наши шлюпки «обсохли».