– Ой, боже мой! – тихо охнул он. В темноте сада что-то мелькнуло.
Там, озабоченно глядя на него, стояла Джин. Вообще-то она смотрела через реку, но отец, появившись в освещенной двери, привлек ее внимание. Ей было очень плохо, и она надеялась, что разговор с ним принесет облегчение. Беседы их редко поднимались до сверкающих высот, но всегда были утешительны. Однако Бак нуждался в утешении еще больше, чем она, и она отбросила мысли, колючками впивавшиеся в сердце.
– Господи, что случилось?
– Джин?! Входи, дорогая. – Сэр Бакстон тяжело двинулся от двери и протопал к столу, а дочь его светлой тенью скользнула в кабинет.
– Что с тобой, Бак?
Сэр Бакстон уселся за стол. После оглушительного землетрясения, взорвавшего его мир, мягкое кресло казалось надежным убежищем.
– Она отказалась покупать дом. Отменила сделку, возвращается в Лондон.
– Что?! Почему?
Сэр Бакстон рассортировал мысли.
– Винит меня, что ее пасынок обручился с мисс Виттекер. Вдобавок Поллен подбил Пику глаз, и она разоралась.
– Что?
– Понимаешь, она выходит за него замуж.
– Что?!
Сэр Бакстон слегка вздрогнул.
– Что ты заладила – «что?», «что?» – Бак с трудом сдерживался. – Еще раз крикнешь «что?», и у меня черепушка разлетится. Не за Поллена.
Он повернулся, намереваясь сломать карандаш (да, средство слабое, но лучше не пришло в голову), и потому не увидел, как внезапно засветилось лицо его дочери, словно распахнулись ставни и в комнату хлынул солнечный свет.
– Княгиня выходит за Адриана?
Внезапно сэр Бакстон вспомнил. Он встал, обошел стол, отечески разглядывая Джин. Ему все еще казалось невероятным, чтоб его дочка вдруг влюбилась в этого Пика, но Булпит говорил уж очень уверенно…
– Прости. Надеюсь, ты не очень расстроилась.
– Да я петь готова! И запою, если ты подтянешь!
– А? – Сэр Бакстон в изумлении разинул рот. – Разве ты не влюблена в этого прохвоста?
– Кто тебе сказал?
– Булпит.
– Он перепутал. Я влюблена в другого прохвоста! В Джо!
– В Джо Ванрингэма?
– В него самого.
– Нет, ты серьезно?
– Абсолютно!
– Джин! Господи, как я рад!
– Так я и думала. Он тебе нравится, правда?
– Сразу его полюбил. Прекрасный человек. Потрясающий. И… э… богат. Но какое это имеет значение? Для меня – никакого.
– Джо совсем не богат. У него нет ни гроша.
– Как это – ни гроша?
– По крайней мере, их мало. Но, как ты говоришь, – какое это имеет значение? Главное – любовь! Она, Бак, движет солнце и светила.
Мир вокруг сэра Бакстона задвигался на манер этих светил.
– Но его пьеса…
– О, с ней кончено!
– Отчего?
– Некогда объяснять! Бегу звонить ему!
– Да черт побери…
– С дороги, Бак, не то я растопчу тебя в пыль! О, Джо, Джо, Джо! Последний раз говорю, Бак. Ступай на свою жердочку, не вертись под ногами! Благодарю! Так-то лучше! О, простите, мистер Чиннери!
Опрометью метнувшись из кабинета, она налетела на Чиннери. Приняв на себя всю тяжесть ее тела, тот с минутку отпыхивался, как пес. Наконец он оправился. Он нес новость, в сравнении с которой всякие толчки были истинными пустяками.
– Эббот!
– Да?
– Эббот, этот Булпит в доме! Я его видел!
– Я тоже.
– Да господи!
Сэр Бакстон, который от волнения забыл сломать карандаш, наконец с треском переломил его.
– Пожалуйста, не врывайтесь так, Чиннери. Я знаю, что Булпит в доме. Теперь это не имеет ни малейшего значения. Повестку вручать некому. Они помирились.
– Помирились?
– Да.
– Та барышня и наш Ванрингэм?
– Да.
– И княгиня не пронюхала, что ему предъявляли иск?
– Нет.
– Ф-фу! – Чиннери рухнул в кресло. – Гора с плеч! Когда я увидел, как Булпит спускается по лестнице, меня будто пыльным мешком огрели! Значит, все прекрасно.
– У-хм, просто превосходно.
– Теперь ничто не мешает ей купить дом.
– Ничто. Но, между прочим, – добавил сэр Бакстон, радуясь перспективе обрести товарища по несчастью, – она решила его не покупать.
– Что?!
– Чего это сегодня все как заведенные кричат «что?», – проворчал сэр Бакстон.
Грудь Чиннери вздымалась и опадала, словно волны на сцене.
– Не покупать?
– Вот именно.
– То есть денег вы не получите?
– Абсолютно.
– А как же мои пятьсот фунтов?
– Ах, – жизнерадостно произнес сэр Бакстон, – всем нам интересно бы знать!
Наступила пауза, и в кабинет вошла леди Эббот. За ней, в костюме Табби, поспешал мистер Булпит.
Сэр Бакстон и Чиннери утратили ясность ума, придающую нам проницательность, а если бы не утратили, то заметили бы, что с последнего раза в поведении леди Эббот произошла легкая перемена. Она лишилась величественного спокойствия, производившего на новых гостей такое впечатление, будто их знакомят с национальным монументом. Не будь эта мысль абсурдной, мы бы сказали, что она возбуждена.
– Бак, – сказала хозяйка дома, – Сэм хочет с тобой поговорить.
Мимолетное ликование сэра Бакстона мгновенно угасло. Он печально взглянул на шурина. Тот уже не выступал в роли дьявольского оружия, но баронету он все равно не нравился. Особенно ему претила эта ухмылка. Можно ли выдержать, если кто-то ухмыляется, когда провалилась продажа отчего гнезда, а дочь выходит замуж за нищего?