На вершине все тропы сходятся

Клод потянулся к ней и громко чмокнул в губы. Потом ущипнул за бок, и руки их переплелись. Но выражение яростной сосредоточенности не исчезало с ее лица. Клод с кряхтеньем и оханьем слез с кровати и, хромая, пошел прочь. Она продолжала рассматривать потолок.

Наконец послышался шум пикапа, который возвращался с неграми, и тогда она поднялась, сунула ноги в туфли и, не завязывая шнурков, побрела на заднее крыльцо. Взяла там красное пластмассовое ведро, высыпала в него лед из холодильника, налила воды и вышла во двор. Каждый вечер, когда Клод привозил негров с поля, кто-нибудь из них помогал ему задать коровам сена, а остальные ждали в машине, и потом Клод вез их домой. Сейчас пикап стоял в тени под орешиной.

— Ну, как дела? — мрачно спросила миссис Терпин, подходя к машине с ведром и кружкой. В машине сидели три женщины и паренек.

— Хорошо, — ответила старшая из женщин. — А у вас? — И взгляд ее сразу обнаружил шишку у миссис Терпин на лбу.— Ай-ай-ай, вы, видать, упали? — сочувственно спросила она.

Старуха была черная как сажа и почти без зубов, в сдвинутой на затылок старой фетровой шляпе Клода. Две другие женщины были помоложе и посветлее, и шляпы у них были новые — ярко-зеленые, соломенные. У одной шляпа была на голове, другая свою сняла, и из-под ее полей скалился парнишка-негр.

Миссис Терпин поставила ведро в машину, сказала: «Пейте», — и оглянулась, желая убедиться, что Клода поблизости нет.

— Не упала я,— сказала она, складывая на груди руки.— Со мной случилась очень нехорошая вещь.

— Нехорошая вещь? С вами? Не может быть! — сказала старуха. Она сказала это так, будто всем им было хорошо известно, что миссис Терпин находится под особым покровительством божественного провидения. — Вы просто упали и немножко ушиблись.

— Мы поехали сегодня в город к доктору — мистера Терпина корова лягнула, — сказала миссис Терпин строго, чтобы они оставили свои глупости, — и там была девушка. Толстая, все лицо в прыщах. Я почему-то сразу почувствовала, что с ней что-то неладно. И вот сидим мы с ее мамой, разговариваем, все хорошо, и вдруг — бац! — она швыряет в меня толстую книгу, которую читала, и…

— Не может быть! — вскричала старуха.

— Бросается ко мне через столик и начинает душить.

— Не может быть! — закричали негры.— Не может быть!

— Зачем же она это сделала? — спросила старуха. — Может, она больная?

Миссис Терпин глядела в одну точку горящим взглядом.

— Наверное, она больная, — сказала старуха.

— Ее увезли в больницу,— продолжала миссис Терпин,— но сначала она каталась по полу и не давалась сделать укол, а потом что-то мне сказала.— Она умолкла.— Знаете, что она мне сказала?

— Что она вам сказала? — спросили негры.

— Она сказала… — начала миссис Терпин, но осеклась, и лицо ее потемнело. Белые лучи солнца обесцветили небо над головой, и листья орешины казались от этого черными. Нет, она не могла произнести то, что сказала ей девушка. — Злые, обидные слова, — наконец прошептала она.

— Да как она смела говорить вам злые, обидные слова,— сказала старуха. — Такой прекрасной, доброй леди. Добрей я и не встречала.

— Такой красивой, — сказала женщина, у которой шляпа была на голове.

— Такой дородной, полной, — сказала та, что была без шляпы. — Самой доброй белой леди на свете.

— Правда, — сказала старуха, — истинная правда. Самой доброй и самой красивой.

Миссис Терпин в точности знала цену негритянской лести и лишь пуще от нее распалилась.

— Она сказала… — снова начала она и на этот раз докончила гневной скороговоркой: — Что я старая рогатая свинья, исчадье ада.

Потрясенные негры молчали.

— Где она? — пронзительно крикнула наконец самая молодая из женщин.

— Дайте ее сюда! Я убью ее!

— Нет, это я убью ее! — закричала другая.

— Ее надо посадить в сумасшедший дом, — горячо сказала старуха. — Разве найдешь другую такую добрую белую леди?

— И такую красивую, — подхватила другая. — Такую дородную и такую добрую. И угодную Господу.

— Истинно так, — подтвердила старуха.

«Вот дуры», — выругалась про себя миссис Терпин. Что с неграми разговаривать, разве от них умное слово услышишь?

— Пейте, что же вы? — сухо сказала она. — Ведро потом оставьте в машине. Я тут с вами болтаю, а у меня дел по горло. — И она повернулась и ушла в дом.

С минуту она постояла посреди кухни. Синяк над ее глазом был как черная грозовая туча, которая выползла из-за горизонта и скоро закроет все небо. Нижняя губа угрожающе выпятилась. Она расправила свои широкие плечи и двинулась в комнаты, вышла через боковую дверь и направилась по дорожке к свинарнику. Вид у нее был такой, будто она одна, безоружная, идет сражаться против целой армии.