На внутреннем фронте Гражданской войны. Сборник документов и воспоминаний

«Левые с.-р. заявили, что они никогда не станут в деревнях проводить организацию Комитетов бедноты и, если они будут поддерживать политику белого террора в отношении крестьянства – левые с.-р. не будут работать с ними, потому что они не желают прикрывать разгона крестьянских Советов. С этим большевики не согласились и фракция левых с.-р. на заседании Исполкома заявила о своем уходе из всех губернск<их> комитетов, чтобы не брать на себя ответственность за политику большевиков, за политику белого террора, чтобы уйти для советской работы на местах. Сейчас мы из губ<ернских> комиссариатов ушли, ибо отношение большевиков к крестьянству мы считаем нетерпимым»⁹.

В его докладе на съезде содержится информация о близких контактах с «украинскими левыми с.-р.», выразившимися в совместном издании губкомом с ними двуязычной газеты «Знамя трудовой борьбы», распространяемой «в прифронтовой области и гл<авным> обр<азом> на Украине». В отношении «антибрестского» настроения масс он обратил внимание на прифронтовые южные уезды губернии, «которые не раз занимались немцами»:

«Там отношение к Брестскому миру определенно резко отрицательное: крестьянство поголовно стоит за всеобщее восстание. Спрос на оружие в южных уездах сейчас огромный, и снабжение прифронтовых уездов оружием ведется, около трех мес<яцев> организован партийный Боевой комитет, который за последнее время начал проявлять усиленную деятельность»¹⁰

.

В данном случае, под «Боевым комитетом», вероятно, следует понимать повстанческий центр, разворачиваемый левыми эсерами в Воронежской губернии. «Можно надеяться, – заключил Муравьев в своем выступлении, – что деревню через 2–3 мес<яца> можно сделать исключительно левоэсеровской»¹¹.

Не менее интересным были выступления Муравьева на IV всероссийском съезде ПЛСР, также проходившем в Москве в начале октября 1918 г., но уже в полулегальных условиях. Свое первое выступление в числе докладов с мест 3 октября он начал с указания на то, что «июльские события не застали нас врасплох в том отношении, как застали другие губернии, где левых с.-р. большевики начали исключать» из Советов. Он напомнил, что воронежские левые эсеры «за Ѕ месяца перед событиями вышли из Советов, сказав, что мы не можем работать вместе с большевиками в том учреждении, где их большинство, п<отому> ч<то> большевики, пользуясь большинством, проводят контр-революционную политику; мы заявили, что работать вместе с ними не будем, что считаем их политику контр-революционной и не желаем, чтобы так и на нас глядели и вообще у нас отношения были натянутые»¹².

По словам Муравьева, «во время июльских событий настроение» у большевиков «было напряженное, они постановили переарестовать всех левых с.-р., но сами испугались этого постановления, потому что сил для того, чтобы переарестовать в тот момент, когда происходили события, у них не было». Также докладчик сообщил, что во время июльских событий в Воронеже «был создан губернский повстанческий левоэсеровский комитет, и его хотели арестовать, но там наряду с красноармейскими частями работала боевая дружина, которая и организована была левыми с.-р., и находилась под влиянием левых с.-р., и все приказания делались комитетом партии левых с.-р.». Следует пояснить, что в данном случае идет речь о Боевой рабочей дружине (БРД), возникшей осенью 1917 г. при городской милиции, и с начала 1918 г. ставшей исполнительным органом Военно-административного отдела губисполкома, производя по его предписаниям обыски и аресты. Руководство БРД осуществлял комитет из пяти лиц во главе с примыкавшим к левым эсерам рабочим-железнодорожником М.А. Чернышевым, позже командовавшим бронелетучкой Южно-Восточной железной дороги.

«В этой боевой дружине, – продолжал Муравьев, – работали левые с.-р., которые шли в момент Октябрьского переворота во главе этой дружины, и они ее в обиду не дали. Поэтому большевики, сделавши постановление об аресте, провести его не могли и ожидали, что левые с.-р., опираясь на рабочую боевую дружину, выгонят большевиков из Воронежской губернии, и поэтому убрались вовремя. У нас велась подготовка к тому, чтобы по первому зову или приказу Ц.К. сделать все, что он скажет. Раньше представляли дело так, что идет вопрос о захвате власти и определенно к этому готовились, но до извещения Ц.К. мы ничего сделать не могли. Но если бы имели приказ от Ц.К., то наше выступление имело бы успех. <…>». Но, как хорошо теперь известно, никаких директив от ЦК ПЛСР не поступило. Зато «обманным путем через неделю после предъявления ультиматума, когда дружина спала (это дело было утром), обманным путем были забраны пулеметы, все были обезоружены, и таким путем боевая дружина была распущена».¹³