Читаем На войне как на войне. «Я помню» полностью

– В 1943 г. мы получили установки на «Студебекерах» и «Джемси» с 16 ракетами. Я должен сказать, что «Джемси» быстро вышли из строя, а вот «Студебекеры» – прекрасные машины, я с удивлением наблюдал за тем, как машина сама себя вытаскивает во время марша через Пинские болота. Вы понимаете, надо было построить гать и пройти через болота на этих тяжелых машинах, которые постоянно застревали. Но «Студебекер» имел устройство, которое позволяло зацепиться за что-либо, и машина сама себя вытаскивала. Это было удивительное зрелище, после чего у меня появилось глубокое уважение к американской технике. Вот то, какие они присылали танки, они по отношению к нашим были слабые, к примеру «Шерман», ну неважные. Все-таки в области танкостроения мы сумели превзойти все страны мира. Я хорошо знаю немецкую технику, я открывал огонь по «Фердинандам», «Пантерам», хорошая техника, но все равно она уступала по ТТХ нашим танкам. Поэтому получилось так, что к концу войны мы имели многочисленную и более совершенную технику, чем Германия, Англия, Франция или любая другая страна. И ее было много, а до Парижа переход небольшой, можно было просто продолжить. Но настолько все хотели мира, что заниматься еще одной войной, нести «свободу» всей Европе не стали, все хотели мира, мира, мира. То же самое получилось с нашей авиацией, мы видели, как штурмовики Ил-2 были снабжены таким же ракетным оружием, как и мы. Это были современные, могучие машины, небо становилось нашим, это тоже мы чувствовали. Также я могу отметить, что усовершенствовались в годы войны артсистемы, они стали более надежными, могли в сражениях артиллерия против артиллерии уже побеждать. Поэтому трудом нашего народа были созданы удивительные виды оружия, для того чтобы добиться победы.


– Не сталкивались с немецкой реактивной артиллерией?

– Сталкивался. Это жалкое подобие, тот же шестиствольный миномет, я же минометчик, просто нет никакого сравнения и сопоставления с «катюшей». Шесть стволов, нет, жалкое зрелище. У меня одна установка имела 16 ракет.


– Рассеивание залпа было велико на ваших «катюшах»?

– Оно зависело от расстояния, если это было 3–4 км, то овал был более кучный, если 7–8 км, то овал получался в два раза больше. Т. е. на меньшие расстояния была большая плотность, поэтому для уничтожения считались оптимальными 3–4 км, иначе получался слишком большой разброс. В целом точность скольжения была незначительная.


– Зенитное прикрытие у вас было?

– Нет, дело в том, что мы сами старались быстро покинуть позиции, вообще командование держало нас в некотором отдалении от фронта, и мы зарывались в землю, поэтому зениток нам не придавали. Они были скорее как средство защиты пехоты, кроме того, каждый солдат был вооружен автоматом, в случае необходимости он представлял боевую единицу. Все солдаты очень хорошо владели оружием и могли создать определенное прикрытие. Когда мы попали в окружение, врылись, танки были без пехоты, так что мы превратились в пехоту. Но там получилось очень интересно, мы шли по одной из параллельных дорог, немцы отступали, они обошли нас и пошли по соседним дорогам.


– Сколько времени нужно для перезарядки «катюши»?

– Мы могли на этой же позиции делать перезарядку, просто нас берегли, потому что мы себя обнаруживали легко с воздуха и нас могли уничтожить. Поэтому нам был отдан приказ покидать позицию после стрельбы, что мы стремительно и делали. Через несколько минут мы были уже в 10 км от позиции. Но происходили ситуации, когда говорили: «Перезарядить!» И мы делали это, на перезарядку уходило немного времени, 16 ракет надо навесить, каждая по 45 кг, машина снабжения подходит, быстро навешивали, всего занимало минуты 3–4, не больше.


– Как организовывался марш ваших батарей?

– Мы много километров намотали на марше. Последовательность была такая: на первой машине ехал всегда я, и в машине шесть человек, все сидели внутри под чехлом или рядом. Внутри машины в кабине можно было спокойно сидеть троим: водитель, старшина и я. Я хочу сказать, что растягивались, восемь «катюш», восемь машин со снарядами плюс две «летучки», получалось 18 машин, а теперь представьте, если расстояние будет 50 м между машинами, то это уже километровая колонна.


– Как часто беспокоила вас немецкая авиация?

Перейти на страницу:

Все книги серии Артем Драбкин. Только бестселлеры!

На войне как на войне. «Я помню»
На войне как на войне. «Я помню»

Десантники и морпехи, разведчики и артиллеристы, летчики-истребители, пехотинцы, саперы, зенитчики, штрафники – герои этой книги прошли через самые страшные бои в человеческой истории и сотни раз смотрели в лицо смерти, от их безыскусных рассказов о войне – мороз по коже и комок в горле, будь то свидетельство участника боев в Синявинских болотах, после которых от его полка осталось в живых 7 человек, исповедь окруженцев и партизан, на себе испытавших чудовищный голод, доводивший людей до людоедства, откровения фронтовых разведчиков, которых за глаза называли «смертниками», или воспоминания командира штрафной роты…Пройдя через ужасы самой кровавой войны в истории, герои этой книги расскажут вам всю правду о Великой Отечественной – подлинную, «окопную», без цензуры, умолчаний и прикрас. НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ!

Артем Владимирович Драбкин

Биографии и Мемуары / Военная документалистика и аналитика / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное