Война обрушилась на него тайфуном. Вдали от своих отрядов, оторванный от партизанского штаба, он почувствовал себя на мгновение пленником обстановки. Но 7-го вечером он получил от Ю Шаня несколько слов: «Оставаться там, где застанет. Начинать там, где придется, держась ближе к фронту».
Значит, он оказался прав: война!
В печати давно уже появились сообщения о голоде в северных японских провинциях и падении курса иены на мировых биржах. Голодали в Аомото, в Ивате, умирали в Акита, в Мияги, бежали из Фукуеимы. Что-то должно было произойти. Великим несчастьям нужен выход. И мысль о войне, как о выходе из несчастья, все чаще проносилась в японских мозгах. На Дальнем Востоке воины ждали много лет и были готовы к ней. Война входила в расписание тягот, обязательных на Востоке для каждого.
Люди на Дальнем Востоке воевали много лет подряд, и ничто не способно было смутить их. Они возвели города, пробили дороги в тайге, осушили болота, засеяли тундру, победили зиму на Северном океане и знали хорошо, что такое труд, страдания и опасность. Выросли люди, пережившие тяготы большие, чем война.
Английские кредиторы Японии были взволнованы положением. Они гадали: быть или не быть Японской империи? Справится ли с голодом её одряхлевший режим, и не явится ли голод той самой войной, которая должна надолго ослабить японский империализм без вмешательства извне?
В Англии не знали, поддержать или погубить, и газеты тотчас послали своих корреспондентов, чтобы рассказать обществу и миру о положении дел.
Мурусима, свободный от монгольских дел, встретил корреспондентов в Шанхае и убедил приехать недели на три в Манчжу-Го, прежде чем посетить острова. Рано или поздно им следовало побывать на советской границе, и они согласились. Их было трое. Они держались сухо, о многом расспрашивали, не стесняясь, и, будучи союзниками, позволяли себе кое в чем сомневаться. Ничто так не удешевляет человека, полагали они, как неоправданный оптимизм. Мурусима занимал гостей серьезной беседой.
— Чтобы судить о темпах изменения японской действительности, — говорил он им, — достаточно вспомнить, коллеги, что генерал Ноги, герой Порт-Артура, начал военную карьеру в дни восстания самураев, закованный в латы и вооруженный луком. Маршал Ямагато в молодости выплыл в море, пытаясь мечом потопить иностранный корабль у Иокогамы. Во время же войны с русскими он был президентом Совета обороны.
— Весьма любопытная справка, — заметил один из англичан, Локс.
— В течение одной своей жизни генерал Ноги перелистал ту эволюцию военного искусства, которая в европейской истории занимает свыше пяти веков. Со дней генерала Ноги утекло много воды. В прошлые годы мы насчитывали у себя три тысячи миллионеров. Мы ныне продаем Европе велосипеды по три американских доллара за штуку.
— На сколько лет назад отбросил Японию кризис девятьсот двадцатого года? — спросил Чарльз.
— В двадцать девятом году мы уже справились с ним, — ответил Мурусима. — Заметьте, что в тысяча девятисотом году мы только научились обтачивать на привозных станках осакского арсенала полевые и горные пушки. До тысяча девятисотого года мы не умели изготовить ни одной стальной болванки для орудия, ни одного ружейного ствола. Мы все покупали или изобретали сами.
— Вы изобрели английский лиддит, назвав его шимозой, и германскую винтовку маузер, которая превратилась у вас в ружье Орисака, — сказал Чарльз, — Говорят, что даже лошадиное ржанье изобретено в Японии и украдено английским грузчиком в восемнадцатом веке.
Мурусима весело рассмеялся.
— У наших соседей, русских, есть миленькая пословица: «У нас болит живот, когда нигде ничего не валяется», — сказал он, перевирая смысл пословицы.
— Пословица, опасная для здоровья, если ей следовать по-японски, — заметил Нельсон.
— Зависимость наша от иностранных государств имела и хорошие стороны, — продолжал Мурусима. — Мы завязали торговые связи. В девятьсот первом году мы начали строиться, а через одиннадцать лет поставляли собственные винтовки Мексике, через пятнадцать — России.
— А вот с автомобилями у вас до сих пор плохо, — заметил Нельсон. — Что вы предпринимаете в этом отношении?
— Плохо? Моторы для танков и самолетов у нас свои.
— Вы собираете их у себя — да. Но это моторы немецкие, не правда ли?
— К концу мировой войны вы отстали в военном отношении лет на шесть, на восемь, — заметил Локс и добавил: — Если мы условились, что думаем об общем деле, позвольте быть искренним до конца.
— И потом, коллега, напрасно вы стали одеваться у старьевщиков, — сказал Нельсон. — Напрасно скупали у Антанты оставшееся от войны добро, все эти танки Рено и броневики Мартини. Человек, выходящий в свет, должен одеваться у дорогого портного.
— Учтите также, — добавил Чарльз, — тот миллиард, который вы уплатили за прогулку по советскому Приморью. Если не ошибаюсь, интервенция обошлась вам именно в миллиард.
— Дорогое удовольствие для молодой страны, — сказал Локс.
— И не очень богатой, — добавил Нельсон — Ну, а затем накиньте убытки от землетрясения девятьсот двадцать третьего года.