На все четыре стороны

— Ого, — послышался рядом насмешливый шепоток, — да храбрый солдатик, как я погляжу, пленился вами, сестра Колчинская…

Говорили по-французски, и я сразу узнала Малгожату. Обернулась, погрозила ей пальцем и увлекла за собой в коридор:

— Жалко его. Не смейся.

— Он же все равно ничего не понимает, — вскинула брови Малгожата. — А чего не знаешь, то не мешает! Кстати, я видела нового доктора. Симпатичный, да?

— Хм… — пожала я плечами. — Вот разве что усики… Но мне его лицо знакомо. Мы пытались вспомнить, где могли видеть друг друга, да так и не вспомнили.

— Ну, со мной так часто бывает! — отмахнулась она. — А как там поживает добрая волшебница камизэлька?

С некоторых пор у нас был такой пароль, такая игра. Малгожата требовала, чтобы я относилась к камизэльке уважительно, уверяла, что это наш добрый талисман, что именно она нас подружила, помогла бежать из тюрьмы и добраться до своих. Когда я резонно возражала, что бежать из тюрьмы нам помог Григорий, а при переходе линии фронта камизэлька не спасла меня от пули, Малгожата говорила, что Григорий был лишь орудием, а что касается моего ранения, то откуда я знаю, может быть, та пуля летела убить меня, а камизэлька умерила ее силу, и я получила лишь ранение. С ней невозможно было спорить, я и не спорила.

— В почете и холе висит на спинке стула, — сообщила я. — Ждет моего возвращения.

Мы с Малгожатой жили отдельно, хотя и по соседству. Думаю, она стеснялась передо мной своей неуемной страсти к мужским объятиям, а я ее ничуть не осуждала. Я вообще не страдала ханжеством. Только думала: пусть хоть все мужчины мира побывают ее любовниками, только бы среди них не было доктора Сокольского!

Покуда, насколько мне было известно, бог миловал.

— Береги ее и передай ей от меня привет, — сказала Малгожата. И тут я обратила внимание, что поверх платья и передника сестры милосердия на мою подругу был накинут кожушок (уже стояли холода).

— Далеко ли собралась?

— На станции стоят вагоны с английской помощью, — сказала сердито Малгожата. — В частности, с сапогами. Все на одну ногу, ты представляешь себе?! На левую! Целый вагон! И еще прислали свечи без фитилей. И вот я еду на станцию разбираться…

— Не затерялся ли где-то вагон правых сапог и отдельных фитилей для свеч? — невинно спросила я, и мы расхохотались.

Ничего смешного в сапогах на одну ногу не было, союзники вообще проводили по отношению к России гнусную политику, словно желали победы большевикам, но я шутила больше над попытками Малгожаты под любым предлогом улизнуть из госпиталя.

Наконец она уехала, а я пошла готовиться к операции, на которой меня просил быть Лев Михайлович. Разумеется, я не могла да и ни за что не хотела отказать!

* * *

«Строго говоря, я вполне могла бы сюда и не ехать, — мрачно подумала Алена, в очередной раз вытаскивая острые каблучки босоножек из мягкого сырого дерна. — То есть вообще ехать не следовало. Я ведь зачем набивалась к мадам Вите? Чтобы узнать что-то о Габриэле! Но теперь я знаю, как его найти в Париже. Значит, я и впрямь тащусь сюда только ради милонги? Боже, да у меня уже ноги не идут, а я еще танцевать собралась! Ведь этот замок Эриво — историческая ценность, мало ли какие туристы пожелают его осмотреть, так почему здесь нет никакого общественного транспорта?!»

Промчавшийся мимо автомобиль недвусмысленно ответил — почему. Потому что все приезжают сюда только на своих машинах! И туристы, и посетители школы мадам Вите. Им и в голову не взбредет, что кто-то может потащиться пешком… Нет, во Франции множество любителей пешеходных туров, но они всяко не отправляются в эти туры в босоножках на полушпильке!

К тому же испортилась погода. Пока Алена ехала на пригородном поезде (назвать его электричкой как-то язык не поворачивался), синева небес сменилась серостью, в стекло со второй космической скоростью (поезд двигался именно так!) полетели капельки дождя, и Алена вспомнила, что забыла зонтик. Да нет, не в Париже забыла — дома, в Нижнем. Не сбегаешь… Можно было бы купить новый, да где? Даже во французских сверхскоростных и сверхкомфортабельных поездах не встретишь бродячего торговца зонтиками…

«Может, на станции? — понадеялась она. И тут же забыла обо всем на свете, увидев поперек дороги огромный, закрывший все небо корпус самолета. — Сейчас разобьемся!»

Обошлось. Поезд вильнул в сторону, и через мгновение аэропорт Шарль де Голль остался далеко позади.

Потом мимо потянулась сплошная стена леса — кудрявого, густого, но не слишком-то высокого французского леса, за ним — поля подсолнухов (Алена вспомнила, как она спросила у Сильви, когда проезжали мимо такого же поля в Туре, едят ли у них семечки подсолнухов, и та долго не могла взять в толк, чего от нее добивается гостья, а Марина и уже просвещенный в отношении русского менталитета и русского желудка Морис помирали со смеху, слушая их разговор), а потом в отдалении вдруг вырос огромный замок. Самый настоящий, рыцарский, королевский, невероятный! Алена ахнула и воскликнула:

— Шантильи!