На высоте птичьего полёта

— И деньги отдашь! — надавил я сильнее, потому что она не видела дальше собственного задорного носика-искусителя.

— Отдать?! — разрыдалась она на весь ресторан так, что рыцари со скрипом вздрогнули, а из доспехов посыпались бычки.

— Это единственное, что спасёт тебя, — объяснил я ей, глядя прямо в глаза, полные тоски и печали. — А так Лера Плаксина рано или поздно найдёт человека, и… — я сделал многозначительную паузу. — Ты единственный свидетель!

Хотя и Андрей Годунцов может подсуетиться, с его-то связями, но об этом я промолчал, нечего тревожить её бедное сердечко.

— Ой! — Она сама налила себе водки, выпила, запрокинув голову, и порывисто сказала, промокая глаза салфеткой. — Об этом я и не подумала. А я уж их всё потратила!

Это был явный намёк, чтобы я вытащил её и из этой ямы, подстелил бы соломки, чтобы она больше никуда не шлёпалась по глупости.

— Хотя, возможно, Лера Плаксина просто хотела выиграть время и уже где-нибудь загорает на песочке, — принялся рассуждать я, делая вид, что ничего не понял.

— Вы думаете?.. — с надеждой спросила Вера Кокоткина и воспрянула духом.

От её игры в роковую женщину не осталось и следа, она сделалась по-девичьи наивной, такой, какой я её увидел впервые, и догадался, вряд ли она воспользуется моим советом — жалко денег, да и Сеня Зыков внесёт свою качественную лепту в этот вопрос, дабы ездить на работу на «тойоте» или «ситроене».

— Всё может быть, — согласился я, — но расслабляться не стоит.

— Да! Я знаю! — твёрдо сказала она и в знак благодарности снова хотела воспользоваться своими чарами: взять меня за руку и заглянуть в глаза с тем, чтобы моё бедное сердце укатилось куда-то в пятки, но вовремя опомнилась.

— Ну и слава богу, — вовремя закруглили я тему, чтобы не искушать ни её, ни себя. — Тебе куда?

— Я здесь рядом живу, за углом, — она как будто бы устыдилась своей горячности. — Сеня меня уже ждёт!

Сеня, Сеня. Мне вдруг стало завидно: что он там такого разглядел, чего я не увидел?

— Я провожу, — напросился я.

Вероятно, она отключила телефон, потому что в течение нашего разговора нам никто не мешал. Мы оделись и вышли. Дождь уже кончился, и пахло клейкими тополиными листьями. Со стороны Химкинского водохранилища тянуло прохладой. В переулке было тёмно, под ногами жадно чавкали лужи.

Я осторожно взял её под руку. Она прижалась, словно мы были знакомы сто лет. Её доверчивать меня не удивила, хотя я и не питал никаких иллюзий: между нами стоял Сеня, и я не собирался идти по его стопам, вернее, меня уже не вдохновляли её глаза, полные страсти. Теперь они казались мне не прежними, чарующими, обволакивающими в сладкий кокон, а обманчивые, как всякая столичная химера, и я почему-то вспомнил гарпию Амалию Рубцову из курятника Роман Георгиевич, вот кто преподал мне хороший урок столичного цинизма и расчётливости, и это там, где есть правила, где Испанов Роман Георгиевич блюдёт чистоту нравов, а здесь вообще караул, сплошная цыганщина, чёрные дела и достоевщина!

— О сегодняшнем разговоре никому не говори, — попросил я, — это опасно.

— Ну что вы?! Думаете, я не понимаю, — кротко вздохнула она, прикидываясь овечкой.

— Тем более никаких социальных сетей!

— Ну, да… — слишком покорно согласилась она.

Я посмотрел на неё, как на идиотку. Она даже не смутилась:

— Что я дура?! — театрально вскинула голову.

— Сене можно, — милостиво разрешил я.

И вдруг почувствовал, что она всё ещё ждёт от меня ответного хода, и пожалел, что упустил своё время, когда мог вот так бездумно вышагивать по мокрому городу рядом с красивой девушкой и строить далеко идущие планы насчёт секса. Жизнь сделала так, что я полон скепсиса и ничего не жду, почему, не понимаю. Я что-то утратил на этой войне да и вообще, в жизни, а упущенного не вернёшь. А ещё я вспомнил о Нике Костровой; что с ней и где она, я не знал, но надеялся, что она не попала в лапы к бандеровцам и не погибла тогда, два года назад; такие красивые женщины достойны большой любви и огромного счастья.

— Это мой дом, — сказал Вера Кокоткина на углу, под фонарём, где старый, щербатый асфальт вздыбился от времени и непогоды. — Если бы не Алла Сергеевна, я бы вас сразу заарканила!

— Ба! — я как будто внял свой голос со стороны. — А что, было так заметно?

Она тяжко вздохнула:

— Да мы сразу поняли, что она на вас глаз положила.

Да что они здесь все, сговорились? — вздрогнул я, и пружина, сидящая во мне, ослабла на три четверти от пикантности ситуации.

— А Сеня что? — Вспомнил я его волосатые, как у лемура, руки.

Должно быть, у них до сих пор были бурные ночи, потому что под глазами у Веры Кокоткиной лежали нескромные тени.

— А с Сеней мне хорошо, но с вами было бы лучше. — С тайной надеждой посмотрела на меня и стала чем-то походить на Инну-жеребёнка в своей всеядности.