— Сейчас мы соберемся, все замы, Хренову пригласим, утвердим наши предложения и направим Сергею Павловичу. Мы с ним договаривались, что он это подпишет. Если не передумает, конечно.
— Вы еще можете что-то обсуждать с Хреновой? — изумляюсь я. — И серьезно рассчитываете, что она одобрит уменьшение своей зарплаты? Да на каком вы свете, Василий Васильевич?
— Не знаю на каком, но все нужно делать, как положено: обсудить в полном составе руководства, дать предложения, а приказ, видимо, подпишет главный. Хотя вы как первый зам тоже можете это сделать.
Залыгин по телефону объявляет, что ложится в больницу, в редакции больше не появится. Его беспокоит одно — премия к Новому году. Роза Всеволодовна докладывает о разработанных по его указанию Спасским новых ставках. Он почему-то сердится, зовет к телефону Василия Васильевича. Все оставить, как есть! Будет так, как решила Лиза: просто дадим к Новому году по второму окладу, и все дела.
— Но у кого-то оклад, как у Лизы, слишком большой, а у кого-то незаслуженно маленький, мы как раз и пытались сделать, как надо. Вы же сами распорядились! — пытается возражать Спасский.
— Нет! И не устраивайте там никаких разборок!..
Через некоторое время Роза Всеволодовна звонит ему, чтобы уточнить: какой готовить приказ? А как Лиза скажет, такой и готовьте. И когда вы его подпишете? А он и не собирается подписывать. У него для этого есть заместители.
— Ваши заместители не станут подписывать такого приказа! — в сердцах бросает ему секретарша. Через дверь кричит мне: — Готовьтесь! Сейчас он будет звонить вам.
Звонок, однако, раздается не сразу — минут через десять. Хотя я уже несколько дней с Залыгиным не виделся и не разговаривал, начинает резко, без приветствий и предисловий:
— Подготовьте приказ: выдать по результатам года тринадцатую зарплату.
— Бухгалтерия не примет приказа за моей подписью...
— Примет! Я с ними уже договорился.
Так вот на что ушли десять минут!
— Не буду я подписывать такого приказа, Сергей Павлович. Не согласен я с ним.
— Тогда я вас уволю! — Чувствуется, что заготовил заранее.
— Увольняйте, если заслужил. Почему только вы не можете до сих пор уволить тех, кто вас гробит?
— Я ложусь в больницу! Вы все там, конечно, не верите моей болезни!
Бросив меня, уговаривает Спасского. Тот в конце концов соглашается, но с условием: рядом с подписью будут слова "по поручению С. П. Залыгина".
— Вы не возражаете, Сергей Павлович?
— Как хотите. Только в бухгалтерии будут смеяться...
Через несколько дней, уже находясь в больнице, Залыгин попросил секретаршу заготовить приказ за его подписью о назначении исполняющего обязанности главного редактора.
— Вас или Киреева, — нервно сказала мне Роза Всеволодовна. — Думайте!
Она считала, что это последний шанс. Можно уволить Коробейникова, утвердить рассчитанные Спасским новые ставки (после чего Хренова с Зюзиной, пожалуй, сами не захотят оставаться, а с ними исчезнет "вся эта грязь", наладить отношения с арендаторами (договор почему-то все еще пребывал в проекте) и зажить наконец спокойно...
Раздумывал я недолго. В приказ вписали Киреева.
Киреев принимать дела отказался.
Сразу после новогодних выходных Залыгин пригласил в больницу Киреева, Спасского и Хренову. Роза Всеволодовна с некоторым сарказмом передала мне со слов Залыгина, что побеседовали очень мило, больному навезли угощений, и только Спасский портил всем настроение. Оказывается, Василий Васильевич пытался говорить о делах (ради чего и собирались) и даже привез Залыгину на утверждение заранее согласованное с ним новое штатное расписание, в котором сокращалась должность завхоза Коробейникова. Наконец-то Спасский на это решился! Но теперь не подписал Залыгин.
Киреев в свою очередь с ухмылкой рассказывал, что Сергей Павлович пообещал уйти из журнала к 1 марта, во что он, Киреев, не очень верил. И еще: Хренова заявила Залыгину, что пенсионный фонд просит наградить кассира Зюзину за хорошую работу специальной премией в размере 300 рублей, — и, растроганный, Залыгин распорядился оповестить об этом в собственном журнале и во всех газетах, где только ни напечатают!
Так что беседа в больнице оказалась приятной во всех отношениях.
На этом гротескном фоне сущим пустяком выглядел эпизод, о котором поведала мне после некоторых колебаний Роза Всеволодовна. Узнав о моем разговоре с Киреевым, спросила задумчиво:
— Он вам сказал?.. Да нет, он хитрый, не скажет.
Оказалось, на встрече с Залыгиным всплывала еще одна тема: откуда все-таки свалилась эта проверка, кто донес? И Хренова, скромно потупив взор, сказала: неужели неясно, кто? Яковлев!