На земле живых (СИ)

  То, что на первом курсе гуманитарного факультета творится чёрт знает что, - было общим мнением всего деканата. Четыре трупа и один пропавший без вести! Quelle horreur! Какой ужас! Да за все века своего существования Меровинг не знал ничего подобного!

  - Что ни говорите, а это маньяк. Трое убитых - девицы. И убиты одинаково. Маньяк, без сомнения.

  - А что творится в городе! Каждый месяц исчезают люди. Местные крестьяне пытались устроить облаву на этого мифического волка-убийцу. И что же? Ничего. Тупое мужичье. - Профессор Пфайфер высокомерно усмехнулся.

  - А говорят, удалось попасть ему по хвосту горящей головней, это так?

  - Вздор, его никто не видел...

  - Но всё же нужно понять, что происходит, - эмоционально жестикулируя, восклицал профессор Ланери.

  - Да, то, что something is rotten in the state of Danmark, очевидно, - поддержал его профессор Уильямс. - Происходит чёрт знает что. На курсе осталось всего восемь человек.

  Преподаватель греческого, профессор Триандофилиди заявил, что, прослышав про творящееся здесь многие родители могут забрать детей и со старших курсов. Но главное - что предпринять?

  Только двое - куратор факультета Эфраим Вил и латинист Рафаэль Вальяно - не принимали в разговоре никакого участия. На шахматной доске перед ними осталось всего восемь фигур. Куратор улыбался.

  Лицо Рафаэля Вальяно было задумчиво и непроницаемо.

  Глава 29. Библиотечные изыскания.

  'Пергаменты не утоляют жажды.

  Ключ мудрости не на страницах книг'.

  И. В. Гёте 'Фауст'.

  'Нравственность не имеет ничего общего с верой в Бога.

  Человек находит в себе самом побуждение к обузданию своих страстей,

  к борьбе со своими порочными наклонностями'.

  К. А. Гельвеций.

  Ларец с побрякушками был заложен Нергалом в основание подножия статуи Бафомета в Зале Тайн. Жизнь в Меровинге, казалось, вошла в размеренную колею. Опасения Хамала не оправдались, но он, прочно обосновавшись в запасной спальне Риммона, возвращаться к себе не собирался. По вечерам он зарывался в библиотечные анналы, а днем, после лекций, они с Сиррахом обычно бродили по закоулкам замка, - Хамал хотел сделать в университетском Обществе изучения древностей доклад о его архитектурных особенностях.

  Весьма часто Эммануэль с Морисом становились свидетелями их въедливых и пристрастных дискуссий. Хамал полагал, что название замка - не более чем претензия на древность. 'Разве это средневековье? Да, в замке имеется донжон. Это, кстати, не Центральная башня, пристроенная много позже, а как раз небольшая Северная, в подземном склепе под которой расположен Зал Тайн. Но машикули для навесной стрельбы слишком декоративны для средних веков! То же можно сказать и об отделке башен и зубчатых стен с бойницами. Смесь поздней готики с романским стилем, господа, вот что это такое'. Хамал датировал архитектурный комплекс Меровинга тринадцатым веком.

  Риммон возражал. После того, как генерал Клаудио Аквавива в 1599 году утвердил устав 'Ratio atque institution studiorum societatis Jesu', замок почти два столетия принадлежал отцам-иезуитам. Они достроили его и унифицировали строения. Но Зал Тайн, как верно изволил заметить его оппонент, являющийся криптой под донжоном, напоминает, и притом весьма, крипту церкви Сан-Поль в Жуаре, в Иль-де-Франсе, а это, воля ваша, господин Хамал, седьмой век!

  - Ну, если уж на то пошло, - язвительно шипел Хамал, - гораздо большее сходство прослеживается между архитектоникой Зала Тайн и церковью Сен-Лоран в Гренобле!

  - Не был я в Гренобле! - огрызался Риммон, - но резьба на крышках саркофагов в замке, как мог бы заметить господин Хамал, если бы, конечно, был повнимательнее, - плоскорельефная, а это явное свидетельство меровингского стиля!

   Эммануэль с улыбкой слушал их препирательства, чиня перья и конспектируя латинские тексты, а Невер, когда не читал очередной богословский фолиант, просто сладко посапывал под них на риммоновом диване. Просыпался он, когда слуги начинали, звеня бокалами, накрывать стол к ужину, и гостиную наполнял аромат снеди, а иногда его будил Рантье, вскакивавший всеми четырьмя лапами ему на грудь.

  Библиотечные изыскания принесли Хамалу неожиданные плоды. На страницах древних инкунабул и свитках ветхих пергаментов, на рулонах хрупких папирусов и на изъеденных крысами обрывках заскорузлых палимпсестов он, к немалому удивлению, то и дело натыкался на знакомые имена. Сын жреца Гекаты в Эгине Фамирис, за свои странные склонности прозванный Мормолик, замечен приносящим жертвы жуткой Эмпузе. В подземелье храма были найдены десятки тел, иссохших и обескровленных. Изгнанный из Эгины, он перебрался в Ликию, а оттуда вскоре исчез неведомо куда...