Наблюдатель

– Как скажешь. Вот только неоднократные попытки воссоздания клипа к Wicked Game говорят об обратном. Он такой красавчик, что я едва не ослеп!

– Ого, а ты время зря не теряла! – восхищенно проговорила Кларисса. – И кто же он? Может, я его знаю.

– Знаешь-знаешь, – поморщилась я – и пересказала то, что в первый вечер у Жерома слышала о Нико.

– О боже, этот парень! Нико был просто огонь! В четырнадцать я по уши в него втрескалась, но он постоянно молчал, из-за чего я решила, что неинтересна ему, и переключилась на того, который без умолку болтал о своей жизни в Америке. Наверное, думал, что я американка. Все время спрашивал, скучаю ли я по корн-догам, – а я понятия не имела, что это за хрень такая.

– Я и сейчас не знаю, – отозвалась я.

– Ага, он оказался полным придурком. Все пытался затащить меня в постель, а когда я отказала, разозлился и такой – «но англичанки же всегда соглашаются!» – она смешно передразнила акцент, – и больше никогда и никуда меня не звал. Я так расстроилась, что, когда вернулась домой в сентябре, переспала с первым же парнем, показавшимся мне более или менее приятным после пары бокалов вина на школьной дискотеке.

Я понимающе поморщилась.

– И вот теперь, через столько лет, оказывается, что я нравилась тому красавчику! Скольких подростковых слез и унижений можно было бы избежать! Надо с ним замутить, – заключила она, откинув с лица волосы. С нашей последней встречи она успела подстричься и теперь была похожа на супермодель из девяностых или солистку школьной брит-поп-группы. В слепящих солнечных лучах, пугающе нетерпеливая и невероятно притягательная, она вновь напоминала Майкла.

* * *

Давненько у меня не было подруги, которую я бы слегка побаивалась; а Кларисса, вдобавок ко всему, оставалась для меня загадкой, поскольку с самого своего приезда держала себя так, будто бы я уже стала своей.

– Я так рада, что ты здесь появилась! – сказала она в то утро без следа фальши. – С тех пор как мне исполнилось семнадцать, я приезжаю сюда максимум на неделю, – а поскольку все мои друзья состоят в хронически скучных отношениях, я боялась, что это лето станет едва ли не самым тоскливым в моей жизни.

– А теперь представь, каково мне, – тяжко вздохнул Том. – Мне уже за тридцать, и я провожу отпуск с родителями, sin amante[118]

, и все ради того, чтобы получить пару фунтов за комнату на каком-то складе на Семи сестрах. Не исключено, что, вернувшись в сентябре, я обнаружу, что его сровняли с землей, построив на его месте какой-нибудь Борнвиль[119] для банкиров, – в лучших традициях нового тысячелетия!

– Зато ты хотя бы не на побегушках у чокнутой бывшей «молодой британской художницы», чьих детей зовут Скарлетт и Монк. Однажды она чуть было не отправила меня к ним в школу, потому что забыла положить им в хумус заатар[120], – она вздохнула. – Вся надежда на то, что местные детишки их затравят.

Если что и настораживало меня в Клариссе, так это, пожалуй, взаимоотношения с семьей. В тот день Анна снова куда-то уехала – до самой субботы, и снова об ее отсутствии никто и словом не обмолвился. Когда же Майкл к обеду выбрался из своего сарайчика, щурясь, как сердитый крот, от полуденного солнца, Кларисса приветствовала его более чем прохладно.

– Привет, пап, – зевнула она, даже не сдвинувшись со своего шезлонга. Он без особого энтузиазма пересек двор и машинально чмокнул ее в макушку.

– Привет, дорогая, – пробормотал он – и тут же: – Что едим? Кто-нибудь что-нибудь приготовил?

– Кажется, мама объявила забастовку, – ответил Том.

Я вызвалась добровольцем настругать какой-нибудь салат – лишь бы сбежать оттуда.

Скрывшись в прохладной тени кухни, я издалека наблюдала за их отчужденным поведением. Вспомнила, как светилось в улыбке лицо моего отца всякий раз, как он подвозил меня на станцию. Как настоящий доморощенный психолог, я с подозрением относилась ко всем, чьи родители проявляли такую сдержанность.

Я достала из холодильника корзинку с кругленькими, румяными помидорами и еще одну – с руколой. Нарезала чеснок, перец чили и красный лук и отправила их на сковороду с семенами зиры, кориандра и нутом. Потом в старинной марокканской чаше смешала кубики молочно-белой феты, сбрызнув оливковым маслом и соком солнечно-желтого бугристого лимона. На улице вполголоса переговаривались между собой Том и Кларисса. Майкла с ними не было. Лениво выбрав из стоявшей на кухонном столе миски нектарин, я вонзила нож в его нежную белую мякоть. Вгрызлась зубами в половинку фрукта без косточки, и рот мой наполнился ароматным янтарным соком. Через открытое окно долетали обрывки фраз:

– Я не стану на нее обижаться, потому что папа…

– Она не виновата, что он старый…

– Ты правда думаешь, что дело в этом?

– Ты правда думаешь, что она не…

– Да он же просто ископаемое, антиквариат.

– А вот Анна…

– Я не стану ему говорить…

– Скорее…

– Похоронить эту мысль?

– Но почему ты злишься…

– Ведет себя как…