Начни с двенадцатого стула

И, действительно, звезду пленительного счастья звали Лизой, говорили ей на «ты». И в этом маленьком мирочке были лишь они одни. Ипполит Матвеевич отвесил свой поклон. Остап вызвал Колю в темный коридор. Киса до предела был девушкой смущен, так он и не начал первый разговор. Лиза щебетала рыжей «канарейкой». Первым делом доложила, что про мясо все забыла, только овощи и фрукты нынче все ее продукты. В это время вернулся Коля и Остап. И пошли концессионеры назад к студенту Иванопуло, в другой конец московского «аула».

В двери хвостом виляла записка.

– Не беда, – сказал Остап не быстро. – Пока студент наш где-то шляется, мы на матраце поваляемся, – говорил Остап довольный, доставая ключ из шкафа.

– Если ляжем штабелями, будет место как в Китае. Ах, Пантелей, вот сукин сын! Матрац пропил иль подарил?!

Спать легли на пол газетный, было «мягко» и «смешно». Захрапели трубным маршем, как слоны на Лимпопо.

А тем временем в пенале утром затевали небольшой кардибалет наш супружеский дуэт – Коля наш вегетарианец и неверная жена, в смысле пищи не верна.

Состоялся диалог, в диалоге десять слов. Жена мясо захотела, а бюджет семьи таков, если скушать кило мяса, то придется им тогда продавать свои глаза. Остальные части тела Лиза продать не захотела. Надоел фальшивый заяц и морковные котлеты, суп, «плетенка» из лиан и шашлык из редьки.

Разругались в пух и прах из-за свиной котлетки. Лиза шапочку надела, наточила коготки и сорвалась вся в пути.

Был час пик – везли матрацы, обнимая их руками. Ах, матрац – очаг семейный. База всех утех в любви. Засыпает каждый третий под звон демократической мольбы. У кого матраца нет, тот очень жалок и раздет. У него нету жены и порватые штаны. Денег ему не занимают и бедным негром все считают.

Так вот каждый выходной люди матрацы покупают, или все в музей сбегают. Но есть в Москве категория людей, которым нет дела до уникальных вещей. Они не интересуются живописью и архитектурой. Они приходят глянуть на халтуру, разевают рот до потолка, повторяя эти лишь слова:

– Эх! Люди жили!

Им не важно знать, что стены расписаны Пюви де Шаваном. Им важно знать, сколько это стоило болвану. Они поднимаются по мраморным лестницам с одной мыслью в голове: «Сколько здесь стояло лакеев? И получали ли они чаевые вообще?»

В столовой, обшитой дубовой панелью, они не смотрят на резьбу. Их мучает одна мысль, что в еде у купца было в ходу. И сколько это стоило при нынешней дороговизне. Очень много таких людей в жизни.

А тем временем, Лиза бежала по улице, глотая слезы на ходу. Она думала о своей счастливой и бедной жизни. «За пазухой» у мужа и в быту.

– «Ах, если бы еще стол и стулья – это было бы богатством обоюдным».

Как ей есть сейчас хотелось, в мыслях куры завертелись. Бутерброд с икрой купила и, краснея, проглотила. Лиза вытерла платочком рот и смахнула крошки. Стало как-то веселей и смешно немножко. Домой идти ей не хотелось, и она музеем загорелась. Двадцать копеек болталось в кармане, и этого хватило до финала. Ноги где-то минуты за три в помещение ее занесли.

На грани двух миров проходит борозда. Она сопоставляет два разных образа. Мир нынешних лакеев, живущих в забытье, довольные матрацом, портером на стене. Их престарелой бабке, живущей в нищите где-нибудь на юге, а, может, в полыне.

И мир богов от солнца, кто жил лишь для себя, имея то богатство, что в сказке короля. Мир ненасытной жадности и алчности господ. Тот мир богатых отроков был как упрек веков. Все возводилось в рамке музеев и столиц. И люди восхищались творенью без границ. Это были комнаты, поставленные Павловским ампиром, мебелью чудесной, успокаивающей взгляд вампира. Лизу сразу поразил стол морских дальних глубин. Это был не стол, а площадь Театральная. А пара тройка лошадей как десяток мелких вшей. По углам стояли кресла, и на них висело солнце. Отдыхали в полдень жаркий в персиковой тесноте, колоннад ряды в огне. Посетители блуждали, словно козы на лугу. Каждый блеял про себя: «Ну и жизнь у них была!»

Дивясь и млея, Лиза вниз посмотрела. Там, в соседнем зале с гордой головой блуждали, Бендер, и старик папаша плелся, будто не ел каши. Тут уж Лиза разогналась и к знакомым вмиг пробралась. Она бежала мимо залов и эпох. И наконец-таки наткнулась на двух искателей дров.

– Здравствуйте! – сказала Лиза.

На лице их была мина, еще несколько минут и взорвется все вокруг.

– Ладно, мы провинциалы, – сказал Бендер, торопливо. – Но, а вас, как судьба прямь к нам в руки занесла.

– Я поссорилась с супругом, и теперь брожу одна, как опасная чума.

– Ну, покинем этот зал, – коротко Остап сказал.

– А я его не посмотрела, – сказала, Лиза, не краснея.

– Начинается, – шепнул Остап на ухо Ипполиту.

И, обращаясь к Лизе, ей сказал:

– Смотреть здесь совершенно нечего. Упадочно-бандитсткий аморал.