Над Кубанью зори полыхают

Начался торг. Невестина родня требовала поднести вина и водки. За девушку особо — денег. И, только получив выкуп, раскрыла ворота. За поезжанами на обширный двор Ковалевых хлынула толпа. Любопытные забили крыльцо и веранду, облепили окна. За столом родич–подросток, сидя рядом с тёткой невесты, размахивал каталкой — он продавал косу. Получив от женихова дружки золотую пятёрку, довольный парнишка удалился. Лица невесты за белым плотным покрывалом нельзя было разглядеть. Она сняла покрывало только перед благословением и прощанием с родителями.

Захмелевшие казаки выходили на крыльцо, бросали конфеты ребятишкам и от души веселились, глядя на их потасовки.

Потом на крыльцо вывели невесту. Собравшиеся у крыльца соседи и подруги затянули прощальную песню:

Черная галка да чечеточнаНа раките сидели,Ой, лёли, лелешеньки,На раките сидели.Хотели галка да чечеточнаРакиту сломати, лелешеньки,Ракиту сломати.Не сломали, не сломали,

Только нахилили.Ой, лёли, лелешеньки,Только нахилили.Ой, батюшка, ой, матушка,Как нам расставаться?Ом, лёли лелешеньки.Как нам расставаться?Разлучат нас, разлучат насВсе князья–бояре,Ой, лёли, лелешеньки,Все князья–бояре.

Князья–бояре, князья–бояре —Молодые поезжане.Молодой поезжанинМитрий Тарасович,Ой, лёли, лелешеньки.Митрий Тарасович.Он на вороном коне,На вороном конёчке,Кованом седельце.

В конце песни Митька несмело подошёл к крыльцу, взял за руку Нюру и с хмурым видом помог ей сесть в тачанку.

Па другую тачанку, следовавшую за женихом, забрались подружки. Ухватившись друг за друга, они притопывали, допевая песню:

Гром гремит,Земля дрожит,Подковушки сияют,Подковушки золотые,Кони вороные…

Раскрылись ворота, и тачанка за тачанкой со звоном понеслись к церкви.

В церкви было сумрачно и душно. Свечи, толстые и тонкие, роняли восковые слезы. Катились слезы и из покрасневших глаз невесты. На Нюру с опаской поглядывали её близкие и родичи жениха. Они боялись, что невеста не даст положенного согласия на брак. И все облегчённо вздохнули, когда она бледными губами прошептала:

— По доброй воле, батюшка!

Слезы частым дождиком покатились на кружева, пышной оборкой обрамлявшие платье невесты.

Свашка, точно молитву, громко протянула:

— Слава богу! Слава богу! Конешное дело, по доброй воле. Рази теперя неволят!

Священник шёлковым платочком соединил руки молодых и повёл их вокруг аналоя. Певчие подхватили звонкое венчальное славословие. Ничего не видя от слез, Нюра шла почти ощупью, наступала на подол длинного атласного платья. Шаферы с венцами то отставали, то нагоняли венчающихся. Обряд совершился. Можно уезжать. Сват–боярин протиснулся вперёд через толпу и зычно закричал:

— Расступись, бояре, расступись!

А сам зорко посматривал по сторонам, как бы лихой человек не подбросил чего наговорённого под ноги новобрачным.

И снова через всю станицу, гремя бубенцами, помчались тройки. На крыльце дома Заводновых мать и отец жениха благословили молодых иконой, осыпали овсом, хмелем и мелким серебром — для богатства и счастья.

Свадьбу гуляли десять дней. Никто не считал, сколько вёдер водки и виноградного вина было выпито, сколько было съедено птицы, пирогов, калачей и всякой другой снеди.

Среди веселья отец Нюры частенько поглядывал на рябого Митьку, и горькая дума терзала его: «Не пара, не пара Митька моей красавице дочери!»

С горя Константин наливал себе водку и пил, пил… Не пела и не плясала Нюрина мать. Она молча скорбела за дочь, которой суждено век коротать с нелюбимым.

Не нравилось все это Митькиной матери, зорко следившей за сватами. Но умела она не показывать своего огорчения.

«Ничего! — думала. — Все оборкается. Наш Митька хоть лицом и непригож, да душой хорош. Опять же богат… Привыкнет Нюрка к нему и полюбит. Не с лица же воду пить, в самом деле».

Из Ковалевых больше всех веселилась на свадьбе младшая невестка Лексахи — Гарпена. Она беспрестанно тормошила своего мужа Миколку, тянула его плясать, пила водку и вино. Уже на пятый день свадьбы Гашка разбила в плясках новые на пуговках полусапожки. Приподняв подол юбки так, что видны были полосатые шерстяные чулки, перевязанные у колена пёстрыми ленточками, она притоптывала, шлёпала оторванными подошвами и выкрикивала свою любимую песню:

Закурила, замурила, запила разудала голова!И–и-ах, и–и-ах! Разудала голова!