Над Кубанью зори полыхают

— Заблудился твой платок, Аксютка! Нам такое не мелится!

Кругом тогда грохнули от смеха. А обиженная Аксютка всплеснула руками:

— Ох, грех тяжкий! Хотела парню подарить платочек, а он попал в жернова к мирошнику.

После этого Ваську все стали звать Мирошником. Кличка оказалась меткой: Василий действительно ми–рошничал на отцовском ветряке. Атаман не доверял по мол муки батраку.

Евсей Иванович Колесников во второй раз на три года прошёл в атаманы, хоть и не был большим богатеем. Ветряная мельница помогала ему, собирала немало голосов среди казачьей бедноты. Стоял ветряк на кургане у самого шляха, что связывал станицу с хуторами. Везли туда молоть главным образом фуражное зерно — ячмень, овёс. Но бывало, что притащится и фура с пшеницей. Это кто‑нибудь из бедных, из многодетных обычно, чтобы дотянуть до нового урожая, вёз помолоть пшеницу на размол. В таких случаях Василий отмер за помол не брал, говоря:

— Евсей Иванович за помол не приказывал с вас брать. Ешьте на здоровье.

Давно уже старший атаманов сын проклинал свою каторжную работу на ветряке. Здесь, по его выражению, пропадом пропадала молодая жизнь. А уже тогда ему запала в сердце шустрая Дашка Кобелева. Но побыть с ней, поговорить было недосуг. Дашку обхаживал младший брат Василия — Алешка. То на выгоне с ней повстречается, то на лугу за речкой, куда Дашка гоняла гусей. Вечерами на улице, стоя рядком, песни заводили. Василий стал недобро поглядывать на брата.

А после свадьбы Митьки Заводнова как‑то за обедом старший заявил отцу, косо взглянув на Алешку:

— Может, посватаемся за Дашку Кобелеву? А то заберут меня на службу и плакать по мне некому будет.

Это заявление как громом поразило Алешку и страшно удивило родителей. Отец даже ложку до рта не донёс. Потом пригладил свои сивые усы и недоверчиво спросил:

— Неужто и впрямь жениться надумал?

Васька смущённо кивнул головой. Мать от печи подала свой совет:

— А што же, Дашка красивая, да и роду хорошего. Он, косой Кобелев, Василий Васильевич‑то, хитрый казак да богатый. А Дашка вся в мать: покладистая и работящая. Валяй, Василий! Только спервоначалу с ней поговори. Может, противиться станет, так мы другую подберём. В станице девок на выданье хоть пруд пруди. Невесту атаманову сыну нетрудно подобрать!

Алешка обрадовался:

— Да она за Ваську сроду не пойдёт! И, ухмыльнувшись, зло прибавил: — Нужен ты ей, как прошлогодний снег. Мирошник, в женихи лезет!

Мать половником стукнула Алешку по лбу:

— А тебе што? С Дашкой расстаться жалко? Подрастешь, другую девку найдёшь. А Ваське в самом деле пора жениться. Не бобылём же ему на службу снаряжаться.

Отец молчал, поглаживал бороду и с ухмылкой поглядывал то на Василия, то на Алешку. Василий поднялся, пригрозил:

— Я тебе, Алешка, за мирошника хребет наломаю. Ты мне ещё попадёшься! А Дашка надысь мне намёк сама дала, чтоб сватов засылали.

— Брешешь! — взвизгнул Алешка и, бросив ложку, выскочил в сенцы. Дрожа от обиды, он по дробине[6] торопливо забрался на чердак. Там, уткнувшись в груду обмятой конопли, горько заплакал. Плакал долго, навзрыд, жалея Дашку и себя и на чём свет проклиная разлучника — брата.

Кобелевы согласились породниться с атаманом. Свадьба была сыграна не менее шумно, чем у Заводновых.

С первых дней замужества Дашка старалась не встречаться с деверем и прятала от Алешки взгляд. Потом и вовсе затухла в её душе неокрепшая любовь к нему. Загасили её бурные ласки мужа. Постепенно смирился и Алешка — знать, не судьба!

Через полгода проводили Василия служить на самую турецкую границу. Оставил он молодую жену «в казачках». Ушел муле служить… А Дашка расцвела яркой, пышной красою. Свекровь ревниво следила за ней, не пускала на улицу к молодым бабам. А у Дашки и без того почти не было на то времени. Работы у Колесниковых по горло. Куры, утки, огород, четыре дойных коровы, пять свиноматок с кучей поросят. И за всеми усмотреть надо. Всех накормить.

Дашка покорно выполняла наказы свекрови. На то и свекровь, чтобы понукать невесткой! Зато как, бывало, вырвется Дашка к своим родителям погостить, так от Дылевой балки до самой Козюлиной доносится её голос. Мастерица она заводить песни.

В такие вечера бегал Алешка на Дылеву балку, чтобы с гулянки проводить Дашку домой. Крепко возьмутся они за руки и льются над станицей два молодых голоса. Кроме этих песен, роднила их хорошая дружба. Родным братом стал Дашке Алешка.

Мать с отцом после отъезда Василия косо поглядывали на то, как Алешка крутится возле невестки.

Но потом убедились, что Дашка смотрит на Алешку как на брата. И успокоились.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Пошла последняя неделя масленицы. Повеяло весной. На пригорке у церкви, где раньше всего стаял снег, уже совсем сухо. Здесь по–праздничному разряженные девчата и парубки играли в мячи–битку. Тут же вертелись подростки, играя в ярку–баранку и чижа.

В последний день масленицы станичники ходили и ездили друг к дружке на «простины». Просили прощения, мирились перед постом. Обычно мировая запивалась вином или водкой. А завтра — начало великого поста.