Над Кубанью зори полыхают

Изливая своё горе перед дочерью, старик вывел из конюшни старую лошадь и стал запрягать её в бричку. Дочка хоть и кивала сочувственно отцовскому ворчанию, но была довольна тем, что придётся теперь работать не в одиночку. К тому же среди тозовцев есть и неженатые мужики…

Усевшись посреди брички, Клавдия пересчитала кувшины, оклунки с продуктами. Тарас натянул вожжи, взмахнул мнутом над спиной старой кобылы и крикнул:

— Но, Красотка! Но, милая!

Красотка подтянулась и не спеша потащила бричку по кочковатой дороге.

Когда станица осталась за увалам, Клавдия заговорила, уговаривая отца:

— Я думаю, нам теперича, батя, деваться некуда: Митя под монастырь подвёл! В заместителях ходит, в коммунисты записался. Теперя нам, батя, надо придерживаться новой власти. А не дай бог, переворот в обратную сторону случится! Тогда нам, Заводновым, — аминь!

Тарас стегнул лошадь кнутом и повернулся к дочери:

— Ты так думаешь? А я совсем наоборот. Думаешь, я против власти? У меня этой думки и в голове нет, потому в писании сказано: «Всякая власть аще от бога». Мою душу другое муторит: как можно в такой супряге, примерно в ТОЗе, всем вовремя вспахать, засеять, а летом убрать хлеб? Ведь это такая неразбериха получится!

— Какая там неразбериха! — удивилась Клавдия.

-— В первый черёд будут иногородним пахать. Теперя казак — ништо.

— Ох, куда хватил!

Тарас рассердился.

— А ты помолчи, не кудахтай, когда отец разговор держит. Чего перебиваешь?

Красотка, почуяв, что хозяин отпустил вожжи, свернула с дороги, стала щипать траву.

Тарас спохватился:

— Но–о! Дьявол старая!

Лошадь снова затрусила по дороге, а старик продолжал:

— Митыка‑то наш среди иногородних в исполкоме, што белый лебедь среди гусей. Пока плавает наш Митька да голос свой подаёт, все будто хорошо, а вот как на перевыборах отстранят его от должности, так сразу все его военные заслуги забудутся. И думается мне, настанет такой день, когда придут к нам новые начальники из город чан и скажут: «Ну, Заводновы, хватит вам панствовать в домах под железными крышами. Дуйте‑ка вы со своим барахлом в Хамселовку, в саманные мазанки, потому пора подошла с мужиками местами меняться!» Вот оно как могет обернуться!

Клавдия ахнула.

— Ой, боже ж ты мой! Ты, батя, хоть при чужих такое не ляпни. А то нашему Митьке из‑за таких твоих слов моргать придётся перед людьми.

Тарас, приподнявшись на одно колено, хлестнул кобылу:

— Но, дьявол старая! Чего уши развесила?

Красотка рванулась вперёд и, смешно вскидывая зад, поскакала, не разбирая дороги. Из‑под копыт во все стороны полетели комки сухого чернозёма.

Подпрыгивая на бричке, Клавдия ухватилась за кувшины и залилась смехом:

— Ты, папаня, на меня рассерчал, а кобылу лупцуешь. Ой, гляди, батя, штоб Красотка глаза грудками не выбила! Ой, кисляк расплескаем!

Разъяренный Тарас обернулся и хлестнул дочь кнутом. А она, уткнувшись в мешок с хлебом, продолжала беззвучно. смеяться.

Сорвав зло на дочери и кобыле, Тарас успокоился.

Кобыла, завидев табор, сама свернула к нему.

Клавдия выпрямилась и радостно вскрикнула:

— Глякося, папаня, наши загоны пашут!

— А и впрямь наши! — обрадовался Тарас.

Нюра Заводнов а гнала гусей от речки. По–змеиному извивая длинные шеи, гусак и гусыня шипели на хозяйку, норовя повернуть своих гусят назад, к воде. Зеленовато–жёлтенькие гусятки тревожно попискивали и метались из стороны в сторону. Нюра покрикивала на них, махая длинной хворостинкой.

— Вот грех! Куда вас несёт нечистая сила! Теги! Теги домой!..

— Чевой‑то ты гусей от речки заворачиваешь! — крикнула ей Даша Колесникова. Им же там приволье!

— Да гусыня весной у Ковалевых взята. Теперя она норовит увести на старый двор и гусака и гусят. Как выйдет на речку, так лугом к Ковалеву двору.

— Ишь ты! — засмеялась Дашка и стала помогать Нюрке загонять гогочущую стаю.

А глаза Дарьи так и скользили по Нюриному лицу. Уж очень Дашке хотелось поговорить.

— Вы што, с ТОЗом пашете? — спросила она.

— Угу! — буркнула Нюрка, заворачивая на тропку гусака.

— А мы своими силами вспахали. Уже почти отсеялись.

— А чего ж не в ТОЗе? Легче было б.

Дарья махнула рукой:

— Да ну его! И так соседи затюкали, што мы с Алешкой невенчанные живём. А в ТОЗ вступим, так один Илюха Бочарников со света сживёт.

— Да ну, что ты ерунду порешь! Будто на Илюху и управы нет! Просто боитесь прогадать…

— Может, и так, — согласилась Дашка.

Нюра со вздохом сообщила:

— Наши, Ковалевы, тоже против ТОЗов. Серчают на Митьку за то, что отца втянул в это дело.

Гуси вошли во двор, Нюра, прикрыв за ними калитку, уселась на срубленную акацию у забора.

— Ну, а что ещё в станице гуторят?

Дашка стала рассказывать разные новости и наконец подошла к главному, о чём ей не терпелось сообщить Нюрке.

— Мать Архипа‑то… Может, слыхала ты? — И Дашка с любопытством заглянула в глаза подружке. Нюра пожала плечами.

— Ну? Чего мать Архипа?

А того, к бабке–знахарке ходила, от чёрных глаз отсушивала и теперь заставляет его жениться. И даже сама ему невесту подыскивает.

Нюрка слушала Дашку, покусывая губы. Потом вздохнула, махнула рукой.