Над нами синее небо

Чем больше думал об этом капитан, тем более нереальной казалась ему порученная задача. Ведь он на тридцать лет моложе генерала. А если коснуться военных знаний капитана, то они ограничивались лишь тем, что осталось в памяти от ротмистра Залабы, от тех пяти месяцев военной службы. Причем тогда военные занятия проходили лишь в перерывах между строительством объектов и оборудованием казарм для тех, кто придет в них и будет нормально служить в новой чехословацкой армии. Сегодня он, капитан, а еще недавно токарь, должен по поручению партии помочь строительству этой новой армии, чтобы она как можно скорее стала подлинно новой, народной, социалистической.

Генерал наконец поднял голову и вопросительно посмотрел на капитана.

— Товарищ генерал, капитан Елинек докладывает о вступлении в должность заместителя командира по политической части, — выпалил капитан с чувством радости, что не запнулся, и с опасением, соответствовало ли это уставу.

— А с более низким званием там не нашли кого-нибудь? — спросил генерал. — Могли бы прислать и какого-нибудь ефрейтора.

У капитана даже перехватило дыхание. До сего времени он считал капитанское звание страшно высоким, убеждался в этом, когда по вечерам прохаживался по Вацлавской площади и отвечал на приветствия. Капитан подсчитал, что примерно на сто военнослужащих, которые приветствовали его, так как имели низшие звания, приходился лишь один, кому он должен был отдавать честь первым.

Правда, позднее стало ясно, что такое соотношение ограничено территорией; когда он шел от Вацлавской площади до Дейвиц, это соотношение постепенно менялось и становилось прямо противоположным.

— Обувь носишь не по форме, — прервал наступившее молчание генерал и презрительно взглянул на его прекрасные узорчатые полуботинки.

Капитан то бледнел, то краснел; он еще не знал, что такое замечание делалось генералом почти каждый раз, когда генерал видел нарушение формы одежды. Капитан не успел подробно расспросить у сведущих людей о положении дел с экипировкой.

— Почему стоишь? — продолжал генерал. — Садись. Поскольку, как я думаю, нам придется встречаться довольно часто, то хочу сказать раз и навсегда: если кто отважится здесь закурить, даже в мое отсутствие, тот будет иметь дело со мной лично.

Капитан хотел было сказать, что он убежденный противник курения, но, посмотрев на свои пальцы, пожелтевшие от никотина, отбросил эту мысль.

— Слушай, ты когда-нибудь летал на самолете? — спросил генерал.

Капитан немного успокоился, поняв, что генерал не настаивает на ответе. Ему было ясно, что первый в его жизни полет не за горами, он уже заранее боялся, как бы не стало известно, что он вообще не переносит полетов. Особенно его приводило в ужас предстоящее знакомство с вращающимся креслом.

— Хороший политрук должен стремиться главным образом к тому, чтобы люди повиновались. Длинных собраний не переношу; никакой демократии этим не введешь, разве только одни дискуссии. Каждый должен знать, что и как делать, а если кто-то не знает, надо ему подсказать. Это всегда помогает. Политруков ты тоже должен держать в ежовых рукавицах, пусть они не думают, что могут лодырничать. Если будет необходимо, то созовешь их и я подниму их моральный уровень.

После этих слов генерала капитан решил, что наступила подходящая минута. Он мобилизовал свои знания, полученные на краткосрочных политических курсах, и произнес речь, которую продумал еще задолго до того, как прибыл в генеральский кабинет. Он сказал об инициативе и активности людей, о том, как много значит считаться с их взглядами, говорил о целях и значении критики и самокритики.

— Хорошо, хорошо, — воспользовался генерал паузой в словах капитана. — Выступи на собрании. И если это будет не слишком длинно, охотно тебя послушаю. А есть у тебя место, где сидеть? — уклонился он вдруг в сторону.

— Кабинет имею, товарищ генерал, вполне хороший, — ответил капитан, а сам подумал, что в этом кабинете будет появляться изредка, так как большую часть времени проведет в войсках. Он еще не представлял, чем будет заниматься, не знал, что придется готовить отчеты, донесения и другие документы. Ему даже не приходило в голову, что работа в таком кабинете могла когда-либо быть удобнее, чем среди людей.

— Если тебе не понравится комната, выбери себе другую, а того, кто в ней сидит, выдвори. Ведь ты мой заместитель! — заявил генерал.

Капитан так и не понял, серьезно это было сказано или нет, но впервые за весь разговор он испытал приятное чувство. Эти два слова — «мой заместитель» — ему явно пришлись по душе.

Атмосфера в генеральском кабинете постепенно теплела. Лицо генерала утрачивало страдальческое выражение, он уже не так часто опрыскивал свое горло, его глаза казались менее утомленными.