Перед левым флангом двигались танки Мануэля. Воплощение технической мощи, невозмутимые, словно на больших маневрах, — у танков даже в бою вид, как на больших маневрах, — они двигались наперерез заградительному огню артиллерии, такому же плотному, как тот, с помощью которого противник пытался остановить пехотинцев, следовавших за танками; казалось, машины идут не под обстрелом, а по минированной местности среди рвущихся мин. Один танк вдруг исчез, словно растворился в дожде: противотанковый ров; другой расслабленно повалился набок подле внезапно брызнувшего фонтанчика жидкой грязи и камней; под комьями земли, которые взлетали из воронок и шлепались вниз, вычерчивая рыхлую и горестную кривую, унылую, как косые струи бесконечного дождя, остальные танки продолжали путь.
Много месяцев подряд Мануэль видел движущиеся вперед танки; но много месяцев подряд то были танки противника. Бойцы из аранхуэсской бригады соорудили однажды деревянный танк: магический акт, чтобы наколдовать появление настоящих… Ныне его танки растянулись по всей местности, с опережением на правом фланге, с отставанием на левом; пехота шла следом. Республиканская тяжелая артиллерия интенсивно и систематически обстреливала полосу обороны противника, который отвечал тем же, но был не в состоянии задержать контрнаступление республиканцев. За танками следовали человеческие фигурки, темно-серые на общем сером фоне, — подрывники. И подразделения пулеметчиков занимали свои позиции — убогие позиции с размокшим грунтом, где каждый шаг стоил усилий.
Почему на левый фланг посланы танки усиления? Потому что левый топчется на месте? Но танки перестроились, теперь они двигались полумесяцем. Неужели левофланговые танки отступают? Танки, на которые смотрел Мануэль, шли не на фашистов — они шли на него.
То было не усиление, то были танки противника.
Если левый фланг подкачает, вся бригада пропала — такой прорыв может перерасти в прорыв Мадридского фронта. Если левый фланг выстоит, ни один неприятельский танк не вернется на фашистские позиции.
Резерв Мануэля держался наготове поблизости от его грузовиков. Мануэль мог задействовать его целиком: из Мадрида на грузовиках вот-вот должен был прибыть новый резерв.
Перед Мануэлем остановился автомобиль связи левофланговых: Мануэля легко было узнать издали по кителю из небеленой шерсти. Майор левофланговых сидел сзади, опустив голову на согнутую руку, которая лежала на брезенте опущенного откидного верха. Мануэлю послышалось, что он похрапывает.
— Что там? — спросил Мануэль, нахлестывая свой сапог сосновой веткой, которую держал в руке.
Майор сам успел распорядиться, чтобы его отвезли на командный пункт, но он не похрапывал — он хрипел.
— Куда его? — спросил Мануэль водителя.
Раны он не видел.
— В затылок, — ответил водитель.
Во время атаки редко случается, чтобы офицер был ранен в спину. Наверное, оглянулся.
— Оставь его здесь, — сказал наконец Мануэль, — и поезжай обратно за Гартнером.
Он успел позвонить, чтобы политкомиссара разыскали и прислали к нему.
Подпрыгивая на ухабах, машина исчезла за водяной завесой. Мануэль снова взялся за бинокль. Несколько человек с его левого фланга бежали навстречу фашистским танкам, которые как будто не стреляли: никто из бегущих не падал. Но (Мануэль покрутил колесико бинокля, ландшафт размылся, потом снова обрел четкость очертаний за струями дождя) они бежали, подняв руки вверх. Они перебегали к неприятелю.
Роту, следовавшую за ними, от них отделяла складка местности, и она их не видела.
Позади мелких фигурок, которые бежали, поводя в воздухе руками, словно насекомые усиками, местность шла под уклон. Она шла под уклон до самого Мадрида. Мануэлю вспомнилось, что после прибытия новеньких в квартирном расположении были обнаружены фалангистские надписи.
Позади бегущих другие роты вели огонь. Они шли на бойню в уверенности, что первая наступает. А что капитан, неужели не разглядел, что танки-то итальянские?
Капитана как раз принесли на одеяле (эвакуационный пункт находился за КП Мануэля). Тоже убит. Пуля в пояснице.
Это был один из лучших офицеров бригады, тот самый столяр, который возглавил делегацию в Аранхуэсе. Он лежал на одеяле, свернувшись калачиком, в седых усах застоялись капли дождя.
Среди новеньких были фалангисты, и офицеров подстреливали из-за угла.
Правый фланг неуклонно двигался вперед.
— Политкомиссар только что прихлопнул одного субчика, — сказал водитель.
Мануэль передал командование и ринулся на левый фланг со всем своим резервом.
Подчиняясь указанию «не высовываться вперед с пением „Интернационала“», бригадный политкомиссар Гартнер расположил свой командный пункт в сосновом лесу на краю первой долины — той, по которой двигались танки противника.
К командному пункту выбежал рядовой, он искал Гартнера. Рамон, один из старичков. На левом фланге Мануэль разбавил новеньких пятьюдесятью из аранхуэсских.