Надежда-прим

О том, что Надежда-прим» — первая и последняя надежда в жизни, Коробейникова умолчала. И вовсе не из скромности. Просто с некоторых пор невзлюбила повторять чужие глупости.

Времена пошли такие, что за одного небитого, впору было десять битых давать. Как в не столь уж далекую революционную эпоху, небитые снова стали наперечет. И если когда-то шутили: не пойман — не вор, то теперь — не заказан — не бог, то есть, не бог знает че, лох, одним словом!

Но Надежда Викторовна оказалась приятным исключением. После удачного старта с Мокровым пункты Международной игровой ассоциации «Надежда-прим» расползлись по всему огромному городу, а Коробейникова была все еще жива и даже не заказана!

А все потому, что заказывать ее было попросту некому. Пока, конечно. Сыграть в «Надежду» поспешили наряду с рядовыми гражданами не только местные милиционеры, прокуроры и прочие чиновники, но и братки всех районов и уровней. Все охотно бросились помогать себе и ближнему в надежде на таинственное русское чудо! А оно, как огромный двухглавый орел, парило над головами, круто взмывая вверх при первой же попытке ухватить его за хвост.

Надежда Викторовна несколько раз меняла правила игры, так как найти больше одного-двух дураков, чтобы за их счет вернуть вложенные в игру деньги и получить навар даже в стране дураков не удавалось никому. Вольно или невольно обманутый Коробейниковой народ продолжал ставить на кон последние гроши, желая любой ценой сорвать заветный куш, но по простоте душевной сам обмануть никого не мог, а родственники и друзья оказывались недоверчивее Фомы неверующего, и охотнее доверяли загадочной хозяйке медной горы, то есть, Коробейниковой, чем друг другу.

И только генеральный директор «Родничка» продолжал играть по старым правилам, неизменным при любой погоде, как название «Комсомольская правда». Потому что родственников и друзей у него оказалось столько, что пернатое, двухголовое русское чудо уже давно высмотрело его среди сотен тысяч других игроков, и зависло над ним, готовое в любой момент камнем упасть на одуревшую от удачи лысую голову.

Да и как было не одуреть, когда «Надежда-прим» открыла в нем поистине редчайшие, непредсказуемые способности. Все, к кому он обращался, превращались в его лучших друзей, друзья в родных, родные… Умри он сейчас, под камушками, принесенными на его могилу, скрылось бы любое надгробие!

Он стал талисманом Коробейниковой, и бегущая через всю необъятную ширь высотки электронная строка каждый день сообщала горожанам, что маленький генеральный директор прости господи какого-то «Родничка» уже выиграл благодаря чудо-игре 80, 90, 100 тысяч рублей, как одну копейку! И теперь в состоянии купить свой «Родничок» со всеми его обитателями за наличный расчет.

У кого-то от одного взгляда на эту строку восторженно, как от гепарина, расширялись зрачки, и он спешил в ближайший пункт «Надежды-прим» «поддержать почин», кто-то от избытка чувств хватался за сердце, а кто-то желтел лицом и до крови прокусывал губы.

Глава 7

Господин Мокров уже второй час распивал чаи у своего зятя Вити. Закусывали рыбным балыком и винегретом. Два часа назад дочка Мокрова Маруся торжественно пообещала сварганить уральские пельмени. Но уже час, как бросив на кухне недокатанное тесто, уселась рядом с мужем и, подперев пухлым кулачком такую же пухлую головку, безуспешно пыталась вникнуть в суть затеянного папой прелюбопытного разговора.

Уже в который раз, выслушав мудреную речь тестя о нашумевшей по всему городу и уже потому загадочной игре «Надежда-прим», Витя, наморщив и без того не очень высокий лоб, спрашивал одно и тоже: а нет ли тут какого-нибудь подвоха?

И в который раз тесть терпеливо вдалбливал ему, что все — проще простого: сдаешь две с половиной тыщи баксов и за каждого приведенного в игру лоха получаешь сорок процентов от его взноса. После трех лохов ты уже при своих, а потом — чистая прибыль до конца игры, то есть до конца твоей жизни, потому что игра — бесконечна.

— Значит, — тупо допрашивал Мокрова зять, — привожу — получаю? И никакого подвоха?

— Приводишь — получаешь, — облизывая пересохшие губы, уже хрипел Мокров, — какой тут подвох? Бабе понятно!

— Баба — дура! — морщился зять. — Ей всегда все понятно! Правда, Машка? А если не привожу? Тогда как?

— Тогда — шиш! — сокрушенно разводил руками Мокров, и в который раз пытался вставить слова короля Лира, мол, из ничего и выйдет ничего! Но зять его опережал:

— Вот! Я ж так и знал, что какой-то подвох тут есть! А вы говорите, баба!

При этом Витек торжествующе смотрел на жену, жена испуганно смотрела на папу, а папа, то есть, генеральный директор «Родничка», сурово оглядывал своих неказистых детей, терзаясь сомнениями по поводу наличия у них двух с половиной тысяч баксов.

Витек между тем настойчиво пододвигал ему тарелку с винегретом и разливал по стаканам что-то очень похожее на трехдневный чай и настойку валерианы одновременно. Был он толст и влажен, как только что вылезший на берег усатый морж, и безразмерная тельняшка плотно, как водолазный костюм, облегала его безразмерное тело.