Надежда умирает последней

Дождь за стенами хижины перешел на шепот, зашелестели насекомые.

– Вы думаете, я должна простить его.

– Да.

– Я могу простить боль, которую он причинил мне, но не боль, причиненную моей матери. Хотя бы потому, что я помню, через что она прошла. – Ее голос прервался в тот момент, как они услышали звук шагов по грязи.

Гай скатился с постели и одним прыжком оказался рядом с Вилли.

Кто-то очистил ботинки о порог хижины, и тень человека заполнила дверной проем.

Человек поднял фонарь над головой, его лицо осталось скрытым капюшоном темно-зеленого пончо, и луч света выхватил из темноты застывшую пару. Женщина, прижимающая блузку к голой груди, и мужчина, сгруппировашийся в борцовской стойке.

Незнакомец медленно опустил фонарь и поставил его на стол.

– Я сожалею о задержке, – сказал он. – Дорога очень плоха сегодня. – Он бросил что-то, обернутое тканью, около фонаря. – Расслабьтесь, Барнард, если бы я хотел убить вас, вы были бы уже мертвы. – И через паузу добавил: – Оба.

– Какого черта! Кто вы? – спросил Гай.

Капли дождя полетели во все стороны, когда незнакомец отбросил назад капюшон своего пончо. Он оказался блондином с почти совсем белыми в свете фонаря волосами. Его светлые глаза остановились на Гае.

– Доктор Гуннел Андерсен, – произнес он светским тоном. – Нора сообщила о вашем прибытии. – Он встряхнул пончо и повесил его сушиться. Затем сел за стол со словами: – Пожалуйста, не стесняйтесь, надевайте свою одежду.

– Как Нора вас нашла? – спросил Гай, натягивая брюки.

– У нас есть коротковолновый радиоприемник для вызова экстренной медицинской помощи. Не все частоты проверяются правительством.

– Вы сотрудник шведской миссии?

– Нет, я работаю на ООН. – Бесстрастный, но пристальный взгляд Андерсена переместился на Вилли, которая смущенно сражалась со своей мокрой одеждой. – Мы обеспечиваем медицинскую помощь в деревнях. И гуманитарную помощь. Малярия, тиф – это все здесь и, вероятно, всегда будет. – Он начал разворачивать сверток, который принес с собой. – Я подозреваю, что вы голодны. Здесь немного, но это лучшее, что я мог принести для вас. Был плохой год для зерновых культур. – Внутри свертка обнаружилась бамбуковая коробка, заполненная холодным рисом, солеными овощами и микроскопическими кусочками замороженной свинины в соусе.

Гай сразу же сел к столу.

– После бананов и кокосовых орехов – это настоящий банкет.

Доктор Андерсен перевел взгляд на Вилли, которая все еще оставалась в своем углу, с подозрением поглядывая на доктора.

– Вы не голодны, мисс Мэйтленд?

– Я умираю от голода.

– Тогда почему же вы не едите?

– Сначала я хочу знать, кто вы?

– Я представился.

– Ваше имя мне ни о чем не говорит. Какое вы имеете отношение к Норе, к моему отцу?

Глаза доктора были прозрачны как вода.

– Вы ждали ответа двадцать лет, неужели не можете подождать еще немного?

– Вилли, ты должна поесть, ну иди же сюда, – поддержал доктора Гай.

Голод наконец подтолкнул ее к столу. Никакой посуды в хижине не было, пришлось есть руками, и все время, пока она ела, чувствовала, что швед пристально наблюдает за ней.

– Я вижу, что вы не доверяете мне, – сказал он наконец.

– Я больше никому не доверяю.

Он кивнул и улыбнулся.

– Тогда вы за несколько дней научились тому, чему мне пришлось учиться месяцы.

– Недоверию?

– Сомнению, опасению. – Он посмотрел на танцующие тени на стенах. – Тому, что я называю вползающим беспокойством. Я имею в виду, что вещи находятся не на своих местах, а под поверхностью скрыта какая-то тайна, нечто ужасное.

Свет фонаря мерцал, угасая, дождь не умолкая стучал по крыше, доктор беспокойно посмотрел в дверной проем, через который порывом ветра принесло запах джунглей.

– Я думаю, вы тоже это ощущаете.

– Я могу только сказать, что слишком много совпадений, подарков судьбы. Как если бы кто-то прокладывал для нас путь, а мы только следуем ему.

Андерсен кивнул:

– Все мы следуем по дорогам, проложенным для нас, стараясь выбирать ту, что полегче, и именно тогда, когда удаляемся от нее, наш путь становится опасным. – Он улыбнулся. – Вот сейчас я мог бы сидеть в моем доме, потягивая кофе, отращивая бока на пирогах и печенье. Но я остаюсь здесь.

– И ваша жизнь стала опасной? – полуутвердительно спросила Вилли.

– Моя жизнь сейчас ни при чем. Вы рисковали, придя сюда. Но Нора чувствует, что время выбрано правильно.

– Значит, это было ее решение?

Он кивнул:

– Она считает, что это, возможно, ваш последний шанс для воссоединения.

Вилли застыла, глядя на него.

– Вы сказали – воссоединения?

Доктор Андерсен спокойно встретил ее пристальный взгляд и медленно кивнул.

Вилли хотела что-то сказать, но голос у нее пропал. Ее отец жив?!

И тогда Гай спросил:

– Где он?

– Деревня к северо-западу отсюда.

– Заключенный?

– Нет, нет. Гость, друг.

– Его не держат против желания?

– Нет, с тех пор, как кончилась война. – Андерсен смотрел на Вилли, которая никак не могла выйти из оцепенения. – Вам трудно это принять, мисс Мэйтленд, но есть американцы, которые находят счастье в этой стране.

Она смотрела на доктора в замешательстве.

– Я не понимаю. Все эти годы он был жив… мог приходить домой…