— Это значит, что я не буду счастлива без кого-то или чего-то, из-за чего волнуюсь, — говорю я ему, крепко сжимая его руку, пока мы идем. — Возможно, в ближайшие несколько дней на тебя ляжет основная тяжесть.
— Я с радостью приму на себя основную тяжесть твоего внимания, — говорит Эревен, и в его устах это звучит непристойно и смешно одновременно. — Но до тех пор, могу я показать тебе свой подарок для тебя?
Я останавливаюсь как вкопанная, у меня отвисает челюсть.
— Ты этого не делал!
Его глаза сверкают дьявольским восторгом.
— Я так и сделал.
— Но, Эревен, детка, мы же говорили об этом! Мы договорились, что не будем делать подарков.
Он наклоняется и прикасается своим носом к моему.
— Я солгал, моя Клэр.
— Ооо, ты хуже всех.
— Ты хочешь это увидеть?
— Ну, теперь мне любопытно, — ворчу я, но не могу перестать улыбаться. Я должна буду загладить свою вину перед ним… самыми разными способами. Я думаю, в ближайшие несколько недель его ждет несколько сексуальных сюрпризов.
Я понятия не имею, почему подарки Бека вызывают неловкость, но меня радует заботливость Эревена. Наверное, потому, что я знаю сердце Эревена, а Бек все еще остается для меня загадкой.
Эревен радостно улыбается, когда ведет меня к одной из заброшенных хижин на задворках деревни. Это место, куда никто никогда не ходит и которое используется для хранения вещей — по крайней мере, я так думала. Внутри стоит детская кроватка. Она совсем не похожа на кроватку в человеческом понимании и сделанна из резной кости, а не из дерева. Качалки на дне — это два ребра из са-кoхчка, а внутренняя часть люльки — кожаная стропа и множество пушистых белых одеял. Это сложный, продуманный подарок, и Эревен, должно быть, попросил кого-нибудь из других людей нарисовать ему, что такое детская кроватка, потому что она выглядит почти как человеческая.
— Это так удивительно. Как…
— Много-много часов, — говорит он. — Много часов я представлял твою улыбку, когда ты ее увидишь.
— Это так много работы, — говорю я ему с благоговением. Кроватка собрана из десятков косточек, и каждая из них сглажена и вырезана до совершенства. — Но как…
— Бек помог мне.
Я поворачиваюсь к нему, потрясенная.
— Бек?
Он кивает.
— Он хотел, чтобы я знал, что у него нет никаких обид. Он хочет снова стать твоим другом — и моим. Думаю, он наконец-то двинулся дальше.
Выражение его лица неуверенное, когда он смотрит на кроватку, а затем снова на меня.
— Тебе это нравится?
Я поворачиваюсь и обвиваю руками его шею.
— Мне это нравится! — Я запечатлеваю поцелуй на его лице. — И я люблю тебя. Так сильно.
Когда я подхожу к краю кроватки и провожу рукой по гладким перилам с одной стороны, я думаю обо всех подарках, которые мне подарили, — о каждом из них я не просила. Возможно, я неправильно истолковала дарящий дух. Все, что я хотела сделать, организовывая праздник, — это привнести немного радости в монотонность сурового сезона и заставить всех улыбаться. Чтобы дать им то, чего они будут ждать с нетерпением.
Может быть, это все, что Бек хотел сделать для меня? Заставить меня улыбнуться. Дать мне что-нибудь, чего я буду ждать с нетерпением. Он помог моей паре соорудить кроватку, не желая ничего больше, чем скрасить мой день.
Важна сама мысль, и я чувствую, что у меня есть самая заботливая пара — и самый вдумчивый друг.
Я не могу дождаться, когда покажу кроватку Айше.
Глава 18
— Я вижу ущелье, — кричит Химало через плечо. — Мы почти дома.
После нескольких дней путешествия по льду и холоду я чувствую облегчение. Одной мысли о моем теплом, уютном доме с каменными стенами, уютным костром и моими толстыми мехами достаточно, чтобы заставить меня сиять от удовольствия. Тем не менее, мне понравилось проводить с ним время. Это сблизило нас и научило общаться. Нам больше не с кем поговорить во время путешествия, и это вынуждает нас разговаривать друг с другом, даже когда он склонен молчать, а я, скорее всего, раздражена. К моему удивлению, разговор с Химало уравновешивает мое настроение, и я обнаруживаю, что могу вытянуть из него то, что его беспокоит, простым вопросом. Это похоже на то, что мы снова учимся быть вместе.