Надгробие для карателя

И при этом эмир анализировал сложившуюся ситуацию. Он понимал, что спецназовцы и пограничники обязательно должны задуматься, куда вдруг исчез окруженный, не имеющий никаких шансов на спасение джамаат.

Как вообще преследователи догадались, что должен существовать подземный ход? Ответ на этот вопрос мог быть предельно простым. Видимо, у кого-то из офицеров есть при себе карта, где обозначено не только ущелье со старым кладбищем, но и соседние ущелья. Скорее всего, у командира взвода спецназа. А это, судя по численности, именно взвод. И этот взвод уже выжег одну пещеру, где находился склад недавно добытых в засаде на перевале взрывчатых веществ — тротила и пластита.

Ориентировался спецназ, естественно, по карте. Тогда на той же карте, если там обозначены соседние ущелья, обязательно должна быть обозначена и пещера в соседнем ущелье. Та самая пещера, в которую по приказу эмира его моджахеды прорыли подземный ход из могилы. Именно потому они стали осматривать и простукивать стены. И нашли, что искали. Если есть пещера в соседнем ущелье, тем более относительно недалеко от ущелья со старым кладбищем, то джамаат обязательно пророет в нее подземный ход, решат спецназовцы и пограничники. Без пещеры рыть подземный ход просто в соседнее ущелье слишком долго и трудно. На это могло уйти несколько месяцев.

Но это означало, что спецназ понимает пристрастие эмира Гадисова к подземным ходам и пещерам. Вот это-то и натолкнуло Рамиза Омахановича на очередную хитрость. Ведь рядом с устьем пещеры в соседнем ущелье расположены еще два устья, через галерею ведущие в большие гроты, не имеющие соединения с главным гротом, который Гадисов соединил с ущельем, где располагалось старое кладбище.

И, если мысли преследователей подтолкнуть, они будут искать джамаат в тех гротах и попусту растратят свое драгоценное время. А время в преследовании всегда может быть только драгоценным.

В одном из гротов, в том, что расположен выше по ущелью, располагается большой склад с продовольствием. Это то, что Рамиз Омаханович вместе с джамаатом добыл в первой засаде на перевале. Этого продовольствия могло хватить на целую осень, зиму и весну даже для втрое большего джамаата, чем тот, что был у Гадисова. Продовольствием в этом случае можно пожертвовать. Жертвовать можно многим. Нельзя только жертвовать «Стингерами» и ракетами к ним. Но задержать спецназ и пограничников следовало. Иначе они могут догнать джамаат…

* * *

План действий созрел сам собой. Рамиз Омаханович даже не затруднялся, ломая голову в сложной и опасной ситуации. Решение само пришло на ум. Честно говоря, он еще там, в большом гроте, когда посылал пулеметчика к галерее, придумал один из вариантов, но тут же отверг его.

Вариант состоял в том, чтобы уйти в тупиковую галерею, отсидеться там какое-то непродолжительное время, а потом выбраться и ударить в спину тем, кто подвернется, будь то хоть спецназ, хоть пограничники. Ударить в спину и тут же стремительно уйти тем же подземным ходом к старому кладбищу, то есть вернуться на свою изначальную позицию, чтобы потом спуститься по ущелью и уйти без помех куда глаза глядят.

Но даже скоротечный анализ подсказывал возможные сложности. Пограничники, скорее всего, не потащили бы с собой в подземную галерею ящики со «Стингерами» и ракетами к ним. Но и просто так, без присмотра, их на старом кладбище они не бросят. Они наверняка оставят сильную вооруженную охрану в полтора-два десятка бойцов. Это казалось не страшным Гадисову. Но если между группами осталась связь, пусть даже сотовая, которая здесь есть даже под хребтом, о чем сообщала собственная трубка, то пограничники с этой стороны, не уничтоженные полностью, потому что их слишком много для маленького джамаата, свяжутся с теми, кто остался на кладбище.

И там джамаат встретят горячими автоматными стволами прямо в подземном ходе, где даже спрятаться нельзя. Галерея слишком прямая и полностью простреливается на двух участках — до подземной каменной колонны и после нее. Любой тепловизор легко покажет, когда там начнется движение.

Такие действия могут привести к гибели всего джамаата. Рамиз Омаханович полностью отверг их. Он всегда мыслил быстро. Эмир не оценивал промежуточные варианты — это как-то само собой получалось, он сразу видел конечный результат. И этот конечный результат его категорично не устраивал.

Тогда он и принял решение уходить в соседнее ущелье. Это было проще, во многом даже предсказуемо, потому что естественная, природная галерея отличалась от искусственной, вырытой руками моджахедов, тем, что не была прямой. И там, где поворот следовал за поворотом, была исключена возможность сквозного прострела. Это тоже осознавалось сразу. На уровне инстинкта.

А уже в пути, при стремительном переходе, когда очки ночного видения давали возможность не спотыкаться о неровности пола, ничто не мешало эмиру сообразить, как направить преследователей по ложному следу. Уж это-то он умел делать всегда.