Надвигается шторм

Мне тяжело разбираться в этих кипящих страстях. Эрудиты — народ весьма прямолинейный, скупой на эмоции, и подобных прецедентов на моей памяти не было. Если кто-то из наших выбирал себе пару, то на других просто не хватало ни временных, ни эмоциональных ресурсов. Здесь же всё иначе. Бесстрашные живут одним днём, стремясь испробовать и пережить максимум ощущений — пьют в три глотки, трахаются до потери сознания, вдвоём, втроём, впятером, испытывают себя на прочность, нелепо рискуя жизнями ради адреналина. Всего и много, до пресыщения, до блевоты — ведь никто из них не знает, когда закончится его жизнь. Я понимаю это умом, но меж лопатками мерзко грызёт — совесть то или ревность, мне не ясно. В конце концов, за разрыв с Юджином я могу её даже поблагодарить.

Если бы я знала, что Эрик занят, я бы ни за что не позволила ему того, что позволила. Или я снова лгу сама себе?

— Ты на Стене была когда-нибудь? — мы выезжаем за условную границу фракции, когда Лидер вытряхивает меня из состояния транса совершенно неожиданным вопросом.

— Нет, конечно! — никогда не возникало такого желания, да и кто бы меня допустил? Охрана периметра и подступов к этому стратегическому объекту целиком в компетенции Лихачей, нашим там делать уверенно нечего, а жажда приключений как-то не вяжется с идеально выглаженными синими костюмами.

Эрик довольно хмыкает и разворачивает машину в совершенно противоположную от Бесстрашия сторону.

Я дважды спрашиваю, куда и зачем мы едем, и дважды Лидер лишь хищно скалится мне в ответ. Немного нервничаю — никак не могу привыкнуть к резким переменам в планах, которыми Эрик так часто грешит.

Он сворачивает на широкую, укатанную грунтовку, и я вижу прямо перед собой исполинское, пугающее великолепие двухсотлетнего сооружения наших предков. Стена неумолимо приближается с каждой милей, я нагибаюсь над приборкой — мне не хватает взгляда, чтобы её охватить. Как часто Джанин говорила о ней в своих вдохновенных речах, но я ни разу не видела её так близко. Стена казалась мне чем-то призрачным, вечным, мерцающим издали символом защиты и стабильности, а сейчас я могу дотянуться рукой до её измытого дождём бетонного основания.

Эрик бросает машину у поста и кивком головы зовёт меня за собой. Я иду через укрытый брезентом навес к ржавому, жестяному трапу высотой метров в десять, ведущему наверх, к ячейкам перекрытий и бетонных колонн, устремленных в самое небо. Конструкция напоминает мне огромный, железобетонный улей, с хитрым переплетением лестниц, у которых  в некоторых местах отсутствуют ступени и даже целые пролёты — дожди и радиация сожрали металл подчистую. Гигантские, рыжие ворота коррозия припаяла друг к другу намертво — вряд ли в последние лет сто кто-то горел желанием выйти за пределы Чикаго.

— Я однажды на спор залез на самый верх, — хвастается Лидер у меня за спиной. — Ещё неофитом был.

Я оборачиваюсь, чтобы покрутить у виска, но Эрик жестом руки, нарочито по-джентельменски, приглашает меня взойти на на ржавые подмостки первой. Не скрою, мне любопытно, что там, за Стеной, но этот механизм, по которому лихо скачут патрульные, вспугнутые внезапным появлением Лидера, не внушает мне доверия. Кажется, в этой дурной фракции я испытала всё, что только можно и нельзя, осталось только героически свернуть себе шею.

— Ладно, — я крепко хватаюсь за перила, осторожно перешагиваю три ступеньки, понимаю, что на мне надета проклятая синяя юбка. Бессознательно хватаюсь за подол, удерживаю его на месте — резкий порыв ветра холодит мне бёдра и открывает вид не совсем приличный.

— И чего я там не видел?

 Эрик стоит на два шага ниже меня, полностью отсекая мне путь назад, нахально гнёт бровь, едко ухмыляется одним уголком губ. Прячу усмешку в вороте пиджака — в нашем случае ремарка вполне логичная, зато буду падать — поймает. Я надеюсь.

— Держись лучше обеими руками.

Под его немалым весом площадка характерно скрипит и едва качается, а я стараюсь не смотреть вниз.

9. Решительная

Я стою на широкой смотровой площадке, крепко держусь за ограждение — боюсь, что ветер просто вынесет меня с неё. Глаза слезятся, голова кружится, эта необъятность, открывшаяся моему взору, поглощает меня целиком. Я привыкла к серым, бетонным коробкам, металлу и стеклу — всё это ограничивало моё жизненное пространство в родной фракции в течение двадцати шести лет. Стараюсь не смотреть вниз, возможно, я даже боюсь высоты, но у меня ни разу не было шанса проверить это до сегодняшнего дня.

Над моей головой ровный электрический гул соединяется с граем чёрных воронов.  Они качаются на высоковольтках и даже не представляют, что пробегающий по ним ток может поджарить их за несчастные доли секунды — бездыханные комки перьев и костей патрульные сбрасывают за Стену носком сапога.