Нагота

8. То, что шаббат — да и любой праздник — не просто, как в наших календарях, какой–то выходной день, венчающий рабочую неделю, и что он предполагает особенное время и особенные действия, очевидно из того самого описания в Бытии, где завершение созидания и отдых приходятся на один и тот же седьмой день ("И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал"[147]). Собственно, чтобы подчеркнуть непосредственную преемственность и в то же время разницу между трудом и отдыхом, автор комментария, известного под названием

Берешит раба, пишет: "Человек, что не знает ни времён, ни мгновений, ни часов, забирает нечто из времени буднего и прибавляет это ко времени святому. Однако святой, да будет благословенно имя его, знающий времена, мгновения и часы, вошёл в день субботний на волосок". И в этом же ключе следует понимать утверждение другого комментатора о том, что "предписание субботы равняется всем остальным предписаниям Торы", а соблюдение субботы "приближает пришествие мессии". Иначе говоря, субботний покой — не просто воздержание, не имеющее отношения к предписаниям и действиям других дней, а наоборот — точное исполнение заповедей (пришествие мессии означает окончательное исполнение Торы, прекращение её действия). Поэтому в раввинской традиции суббота воспринимается как частица мессианского Царства и его предвосхищение. Талмуд со свойственной ему прямолинейностью так объясняет это первостепенное родство между субботой и olam habba, "грядущим веком": "Три вещи напоминают о грядущем веке: суббота, солнце и tashmish"

(слово, означающее половой акт или дефекацию).

Как же тогда следует понимать близкие и почти взаимно имманентные отношения между шаббатом, созиданием и бездействием? В своём комментарии к Бытию Раши цитирует предание, по которому в субботу тоже было что–то создано: "После шести дней созидания чего недоставало миру? Menucba ["бездействия", "покоя"]. Настала суббота — настала

menucba, труд был закончен и завершён". Бездействие также является частью созидания, оно — творение Бога; но речь идёт, так сказать, о совершенно особенном творении, и суть его заключается в том, чтобы привести к бездействию, к покою другие творения. Розенцвейг[148] подчёркивает эту разностороннюю смежность между шаббатом и созиданием, утверждая, что шаббат является одновременно праздником созидания и праздником искупления, то есть что в этот день празднуется созидание, изначальной целью которого было искупление (или бездействие).

9. Праздник определяется не тем, чего в это время не делают, а скорее тем, что сделанное — само по себе не сильно отличающееся от повседневности — разделывается, прекращается, освобождается и отстраняется от собственной "экономики", от причин и задач, обуславливающих это действие в рабочие дни (неделание чего–либо является в данном смысле лишь крайним случаем подобного отстранения). Если люди едят, то не затем, чтобы принимать пищу; если люди одеваются, то не затем, чтобы прикрыть тело и защитить себя от холода; если люди бодрствуют, то не затем, чтобы работать; если ходят, то не для того, чтобы куда–то прийти; если говорят, то не затем, чтобы передать друг другу информацию; если обмениваются предметами, то не затем, чтобы продать или купить их.

Нет праздника, которому бы хоть в какой–то степени не был присущ этот отстраняющий элемент, праздника, который бы не начинался прежде всего с прекращения человеческих дел. В сицилийских праздниках поминовения усопших, описанных Питре (хотя нечто аналогичное происходит во время всех праздников, где одним из атрибутов являются дары, — например, тот же Хэллоуин, когда олицетворением усопших становятся дети), усопшие (или старуха по имени Стрина — от слова strena — так на латыни называются подарки, которыми обмениваются в честь праздника начала года) крадут у портных, торговцев и кондитеров их товары, чтобы подарить их детям. Сувениры, подарки и игрушки — это предметы пользования и обмена, действие которых прекратилось, которых отстранили от их экономики. Во всех праздниках, происходящих по сценарию карнавала, как, например, римские сатурналии, общественные взаимоотношения нарушаются и переворачиваются с точностью до наоборот: рабы командуют хозяевами, а власть передаётся в руки шутовского короля (satumalicius princeps), заменяющего законного правителя, — ив результате праздник в первую очередь выражается в отмене действующих ценностей и полномочий. "Не бывает древних празднеств без танца", — пишет Лукиан; но что же такое танец, как не освобождение тела от его утилитарных движений, выражение жестов в их полном бездействии? И что такое маски, которые выполняют разные функции в праздничных обрядах многих народов, если не — прежде всего — устранение лица?