Награда для Иуды

Сообщник Мальгина, увидев его, окровавленного, беспомощного, лежавшего в яме, решил, что перед ним труп и бросился бежать. Он понял, что в одиночку до появления сторожей не успеет закидать три трупа землей и скрыть следы преступления, да и памятник был сильно поврежден. Но Мальгин оказался жив. Поражающим элементом, гайками и болтами, досыта наглотались Елисеев и Авдеев, они же приняли на себя ударную волну. А Мальгин легко отделался, в момент перед взрывом успел спрыгнуть в вырытую яму: только одна гайка порвала ему мягкие ткани плеча, не задев кости, да еще отлетевшим куском пластика, из которого изготовлен чемодан, сломало два парных ребра, плюс обширные гематомы, ушиб головного мозга, то есть контузия, ушиб задней поверхности бедра и правого колена. Едва тянет на травмы средней тяжести. Заключение медицинской комиссии подшито к делу.

Мальгин очухался, вылез на поверхность. Он понял, что сообщник предал, бросил его. Тогда Мальгин достал пушку девятого калибра и, заметив старика сторожа, принял его за своего недавнего друга и напарника. Ясно, кровь заливала глаза, дождь, темень. В такой ситуации каждый может ошибиться. Мальгин понимал, что хорошо обмозгованный план устранения Елисеева сорвался из-за пустяка. Значит, сообщника нельзя оставлять в живых. Сообщник попадает в ментовку, колется, и долгий срок Мальгину обеспечен, а в пиковом случае светит пожизненное заключение. И он начинает стрелять. Но мажет. На сегодняшний день итоги таковы: Мальгин пока проходит по делу как свидетель, но в ближайшее время может превратиться в подозреваемого. Сообщника Мальгина ищут, устанавливают личность.

Точно не известен мотив покушения на Елисеева. Но это вопрос десятый. Возможно, Мальгин, мучимый тщеславными амбициями, хотел быстрого продвижения вверх, а начальник службы безопасности стоял на дороге, не давал профессионально расти. И вправду, Мальгин засиделся на своей должности, четыре года работы в страховой фирме, а карьерного роста нет как нет. А ведь он достоин лучшей доли. По прихоти судьбы он, в прошлом майор ФСБ, человек с обширным опытом оперативной работы, протирает штаны в службе безопасности какой-то частной лавочки в обществе недоучек, бездарей и дилетантов. Обидно. Но возможны и денежные счеты.

***

– Я мог ошибаться в мелочах, но общая картина, рабочая версия, по-моему, достоверна, – сказал Закиров. – Правда?

– Есть неточности. Я выжил потому, что в последние мгновение перед взрывом ноги сами съехали в яму. Почва была сырой и рыхлой. Грунт не выдержал моего веса, осыпался. А погибшие закрыли меня от поражения болтами и гайками. Сообщника, повторяю, не было. А стрелять я начал, потому что решил, будто появившийся человек и есть преступник, заложивший бомбу в чемодан. Спрятавшись поблизости, он ждал момента, чтобы добить раненых, если бы такие оставались.

– Ну, вы и шутник. Советую придумать что-нибудь посерьезнее, а не острить тупым концом.

Закиров высыпал еще два-три десятка вопросов, Мальгин отвечал твердо, как по писанному, понимая, что следствию нечего противопоставить его объяснениям, и поэтому чувствовал себя спокойно. Он расписался на листках протокола и напомнил Закирову о плохом самочувствии.

– У меня в глазах двоится.

– Скоро троиться будет, – обнадежил Закиров. – Ордер на ваш арест я мог бы получить хоть сегодня, – он похлопал ладонью по пустому карману пиджака, там, по его мнению, уже могла бы лежать заветная бумажка с печатью и подписью судьи. Но бумажки в кармане все-таки не оказалось. Возможно, чтобы ее получить, не хватало малости: чистосердечного признания Мальгина в совершенном преступлении. Да, такой малости…

– И тебя перевезли бы в тюремную больницу, где условия содержания так себе. Это не санаторий с усиленным питанием.

– Но ведь ордера нет.

– Нет, – кивнул Закиров. – Пока нет. Но ты не огорчайся, у нас все впереди. Поправляйся здесь, на чистой постельке, а дальше видно будет. Кстати, насколько мне известно, ты ведь работал в ФСБ? За что тебя попросили из конторы?

– Один бандит, оптовый торговец героином, и пятнадцать его адвокатов строчили на меня жалобы во все инстанции. Даже на Старую площадь писали. Якобы, у этого авторитета во время обыска пропали пятьдесят тысяч баксов. Старшим в группе, проводившей обыск, был я. Начали служебное расследование, доказать ничего не удалось. Но меня заставили написать рапорт. У того бандита обширные связи в желтых газетах, намечался грандиозный скандал, а шумихи никто не хотел. И так на ФСБ в последнее время вылили целое море помоев, в которых захлебнешься, утонешь. Короче, я ушел. Теперь это называется компромиссом.

– А раньше как называлось?

– Предательством и подлостью.

– Ты дорожил работой?

– Как бы популярно объяснить… Это была моя жизнь, которую взяли и отобрали. Потому что у меня не было ни денег, ни возможности нанять себе хотя бы одного голосистого адвоката.