На последние масштабные учения, совместные с МЧС и полицией, требовались добровольцы, которые будут изображать потерявшихся. Поскольку я не была готова сидеть 12 часов в сугробе и ждать, пока меня найдут (от такого предложения почти невозможно отказаться, но вечером были дела), мне отвели особую специальную роль.
В каждых учениях есть своя легенда, чтобы не было скучно просто бродить по лесам и чтобы поисковики учились работать в рамках предлагаемых обстоятельств. Иногда она столь прекрасна, что местные, случайно попавшие в зону учений, бросают пить. Говорят, именно это произошло, когда однажды из леса вышли 12 невест…
В нашем случае был выбран менее артхаусный, но более триллерный сценарий: мы (большая группа потерявшихся) – черные копатели, ищущие артефакты Великой Отечественной войны. Мы приехали в ноябрьский подмосковный лес, где шли бои 75 лет назад, хотя места там выбитые; хорошо, если где-нибудь в блине гвозди завалялись. Да, сленг нам тоже было сказано изучить – вжиться, так сказать, в образ. И вот по легенде, пока мы, ничего не подозревающие, входили в лес, нас увидела местная сумасшедшая бабка, которую заклинило от вида немецких касок времен войны и еще каких-то военных предметов, поэтому она пошла, откопала трофейную эмпеху – простите, шмайсер – и гранаты и набросилась на нас. Часть группы она успела выкосить, остальные разбежались, и наша, самая халявная группа (два мальчика и я) – те, кто первые выбежали к штабу и дали начальную информацию о потерявшихся.
Цель такой сложной легенды – чтобы обучающиеся искали группы на разной степени удаленности и с разными повреждениями.
Задачу Сталкер, организатор учений, поставил нашей группе простую: а) ошеломить; б) вести себя при опросе как обычные заявители: путаться, волноваться, припоминать и так далее.
Ошеломить так ошеломить. Пустили козла в огород.
Я засучила рукава и взялась за дело.
Перво-наперво я разжилась искусственной кровью и так густо накрасилась тушью и подводкой, как никогда не делала в самые смелые свои юношеские экспериментальные заходы. Мы немного покрутились перед началом учений там, где был сбор (ехали эмчеэсовские КамАЗы, стягивались десятки наших машин, садились вертолеты и так далее). Самые дальние наши «копатели» ушли давно, с запасом еды, со спальниками и прочим.
Потом по сигналу Сталкера мы отправились с ним в лес.
Продираемся сквозь заснеженные заросли, нервно шутим, уходим все дальше и дальше, все хуже слышны голоса и рокот моторов… Сталкер медленно достает сигнальный пистолет…
В ответ на его выстрелы в лесу тоже отзываются выстрелами – это знак, что они приняли сигнал, а по легенде – это нападение сумасшедшей бабки.
Я быстро закапала в глаза искусственные слезы, мазнула по лицу «кровью» и рванула с двумя коллегами из леса. Расстояние было как раз такое, чтобы мы все запыхались и успели как следует изваляться в снегу.
Теперь представьте картину: огромное поле, где проходят учения, куча техники, человек триста участников, в том числе МЧС, полиция, Следственный комитет. Вдруг, перекрывая шум машин, в лесу раздаются выстрелы. Народ уже настораживается. Потом из леса раздаются истошные крики, хруст веток, и на опушку, как на сцену, выбегает наша троица – в том числе и я, перемазанная тушью, слезами и кровью.
Поскольку орать я умею, а истерику на ровном месте способна соорудить любая женщина, успех был ошеломляющим. Не знаю, как вы, а я вот однажды видела, как без команды замерли триста человек.
Ребенок, которого взяли с собой на учения, от ужаса разрыдался и долго не мог успокоиться; другого отец-поисковик схватил в охапку и стремительно унес за машины, потому что был уверен, что происходит что-то не то; МЧС по рации запросили подкрепление, полиция напряглась, а наши застыли в недоумении: то ли я спятила и меня надо вязать, то ли в лесу действительно происходит кровавое побоище. Я еще вдобавок картинно, но незапланированно грохнулась на глазах у всей этой публики и, продолжая орать, поползла, протягивая руки к присутствующим.
В общем, красота неописуемая.
Первым очнулся и двинулся ко мне Дулин. Я решила, что кинуться к нему в подобных обстоятельствах самое правильное – ясно, что женщине в истерике нужен кто-то, кого она знает.
Дулин же, как показали дальнейшие события, о легенде ничего не знал и по этой причине успокоил мою «истерику» единственным известным ему способом – отвесил мне добрую оплеуху, от которой у меня зазвенело в голове. Получив в челюсть, я обиделась, затихла и дала себя отвести к штабной машине. Там мы с ним довольно быстро разобрались, я узнала несколько новых матерных выражений и характеристик и, продолжая делать взволнованные движения руками и заикаясь, отправилась в эмчеэсовскую палатку на опрос заявителя, каковым я с этого момента становилась. Свои косились и по-прежнему боялись подойти, и только некоторые трогали за рукав и спрашивали, все ли в порядке.
В общем, было очень, очень весело!