– Понимаешь, днем мы уже осматривали эту выгребную яму, но она огромная, и мы ничего не нашли. И только потом, несколько часов спустя, снова разгребли мусор, плававший по поверхности, и увидели детскую ручку…
– Сереж…
– Там, понимаешь, так было прикрыто, что…
– Сереж, тормози…
– Все, понял.
Живем дальше
Страшное – совсем рядом.
Позвонил Дулин и потребовал подробный отчет о прошедшей ночи, куда я выезжала с ребятами: он вел поиск накануне, ночью сменился, но, видимо, мысленно был в Талдоме. Все рассказала: где искали, что осмотрели, что видели, что обнаружили. Если коротко, то ничего: дед исчез вместе с велосипедом, следов нет. Дулин мрачно слушал. Виновато объяснила ему, почему рано уехали: я была единственным экипажем, со мной трое наших, мне надо было быть в Москве в 7:30 утра, поэтому в шесть часов я всех увезла.
– Ладно, – сказал он резко, как бы подводя итог.
– А что будет дальше? – спросила я.
– Дальше? Ничего.
– Как ничего? А дед?
– Все, забудь деда.
– Как забыть? – непонимающе спрашиваю я.
– Просто забыть и все! – раздраженно отвечает он.
Забыть. Стереть ластиком. Забыть, потому что пошли четвертые сутки, а ночью температура падает почти до нуля. Забыть, потому что очень мало людей и некому ехать. Забыть, потому что ничего нельзя сделать. Поиск переходит в автономную и информационную фазу: решение точечных задач и распространение ориентировок.
Деда больше нет. Живем дальше.