Среди наших ребят есть в хорошем смысле расчетливые – те, кто умеет грамотно рассчитать баланс между работой, семьей, поисками. Это очень здорово.
Но есть и другая категория. Я давно знала, но в отряде заметила это с особой отчетливостью: есть такие люди, у которых болит за весь мир. Не знаю, то ли у них особый специальный орган, то ли именно им отсыпали неравнодушия за них и за того парня, то ли еще что-то, но они просто реально НЕ МОГУТ пройти мимо человека, нуждающегося в помощи. У нас в отряде довольно часто они не только ездят на поиски, но и, например, сдают кровь, спасают собак, помогают ветеранам, ездят в детские дома, волонтерят в хосписах и так далее.
Я часто встречаю таких по работе – как журналист, занимающийся социальной тематикой и много общающийся с разными фондами и некоммерческими организациями. Это люди-ангелы. Им, может, и не хочется кого-то с утра до вечера спасать, но это их дар, путь, функция, и никто не спросил, рады они этому или нет, когда закладывал в них эту способность. Поэтому они молча встают и идут, не ропщут. К сожалению, часто в ущерб собственной жизни, благополучию, семье.
Да и вообще жизнь их сложна и тяжела, насколько я могу судить.
Во-первых, это в принципе непросто – носить в себе всю боль этого мира. Именно они в ответ на вопрос «Почему вы ездите на поиски?» говорят: «А как можно не ездить?» Они едут спасать больные, усталые, тогда, когда надо бы заняться работой или личной жизнью, и поэтому у них часто бывают проблемы дома, на работе, в учебе, от них отходят друзья, потому что трудно дружить с тем, кто вместо отдыха и шашлыков едет в лес вытаскивать бабушку, которая не нужна даже собственным родным, и чья жизнь в глазах окружающих – это пример настоящего служения людям, в самом высоком смысле этого слова. Рядом с такими людьми немного неловко за себя, обычного.
Но, конечно, они о себе никогда ничего подобного не думают. Они очень смущаются, когда их награждают, не любят давать интервью – а рано или поздно, конечно, журналисты начинают ими интересоваться – и терпеть не могут разговоров о том, что они герои.
Но без них сотни, тысячи человек не дождались бы спасения. Без девчонок, которые плачут от усталости и отчаяния, но идут в лес, чтобы дать пропавшему шанс (это когда всем уже очевидно, что человек погиб, но мы все равно ищем его и верим в то, что он жив). Без ребят, которые, простуженные, под угрозой увольнения, срываются, потому что больше просто некому.
…Один из них сидит сейчас рядом со мной на пассажирском сиденье в машине. Одет, по моим понятиям, черт знает как – ну нет у человека денег на дорогой гортекс, и неоткуда им взяться, потому что он с утра до вечера спасает: первые же десять метров по мокрому после дождя лесу – и штаны будут насквозь, куртка тоже далека от идеала, хорошо хоть ботинки взял с собой вроде подходящие. Мы болтаем всю долгую дорогу до штаба. С ним интересно, потому что он следит за всеми поисками, знает все, помнит, где, когда и кого искали, кто был координатором, кто ездил, кто «инфоржил», чем все закончилось.
На месте мы уже на рассвете. Он переобувается в свои правильные ботинки, брызгается от комаров, надевает на себя флиску, теплую кофту, сверху куртку и становится немного похож на бочонок. Я смотрю на это одобрительно – я всегда за то, чтобы поисковики заботились о своих безопасности, здоровье и комфорте. Он ловит мой взгляд и поясняет:
– Это я флиску для деда надел. Согрею его, когда найдем.
Я так и знала, что он безнадежен.