Найденыш

Уна удовлетворенно цокнула языком и посмотрела на кровать, где мирно посапывала носиком дочка. Вот же счастье привалило! Наверное, Уна все-таки это заслужила. Нет, точно заслужила! Людей спасала! Практически бесплатно! Ну да, бесплатно — разве те деньги, что платили ей, лекарке высшего разряда — это правильная плата за ее услуги? Но с местных больше не возьмешь — и совесть не позволит, и просто у них нет таких денег. Вот эта операция по пришиванию руки стоила бы в городе невероятных денег. Сотни, а то и тысячи золотых! В зависимости от того, кому делали волшбу. Само собой — очень богатым цена побольше, тем, кто победнее — поменьше. Таков закон жизни!

Уна встала, накрыла спящего парня его же тулупом. Кстати, и правда пованивает — с чистотой у деревенских не так чтобы уж очень. Раз в неделю — в баню, а в остальное время пот высыхает прямо на теле, впитывается в рубахи, так что несет от лесорубов просто ужасно. А если еще и выпьют…

Уна не выносила местного самогона — мутного, вонючего, и всегда отказывалась пить. Тем более что боялась в пьяном виде сболтнуть что-нибудь лишнего. Помнила из прошлого, что подпив — становилась буйной, ее тянуло веселиться, толкало на разные совершенно необдуманные и даже неприличные поступки, и больше всего заводила мысль, что если о том, что она вытворяет на людях узнает ее семья… скандал будет невероятный — до небес!

Слава богам, Уна ни разу не попалась. Хотя участвовала самое меньшее в десяти драках, двух десятков скандалов и трижды едва не была прирезана проститутками, у которых увела красивых денежных кавалеров. Увела просто так — переспала только с одним, от остальных потихоньку скрылась. И кстати сказать — секс с этим одним ей совсем даже не понравился. Кавалер был грубым, требовал… хм-м… того, что она не любила (зад не для того создан!), и даже попытался ее ударить. За что и был безжалостно измордован — она свернула ему нос, выбила передние зубы и сломала несколько ребер. Потом ее разыскивали по всему городу, так как этот молодой хлыщ оказался сыном аристократа старого рода, который уже тысячу лет был основным поставщиком дорогих тканей и ковров в королевство.

Ко всему прочему, после того, как Уна отсиделась дома и месяц не выбиралась в город, стоило ей выбраться — ее тут же узнала одна из трактирных шлюх и попыталась вонзить ей небольшой, но очень даже острый ножик прямо в пупок. Хорошо, что Уна вовремя заметила поползновения проклятой девки и вырубила ее и трех шлюхиных подружек, решивших прийти на помощь незадачливой товарке.

Но вообще, трактирные драки редко заканчивались поножовщиной. Летали стулья, кружки, миски, трещали кости, с хлюпаньем выбрызгивалась кровь, но… никаких ножей, мечей, стилетов и кинжалов. Не говоря уж об арбалетах и луках. Трактирная драка — это любимая народная забава, а вот поножовщина — это плохо. Это порицаемо. И вышибалы трактиров, а тем пуще стражники — строго за этим следили.

Но, конечно же, не обходилось и без поножовщины — и Уна этому пример. Кстати, именно тогда она взяла себе имя «Уна», под ним ее и знали в злачных местах столицы Королевства. Красивая молодая девчонка, которая не прочь гульнуть с интересным мужчиной, которая пляшет так, что искры летят, и которая не лезет в карман за словом и за ножом.

Кто она, где живет, чем занимается — никто не знал. И уж точно не догадывались, что эта красивая девка на самом деле одна из самых богатых и родовитых женщин Королевства — самая что ни на есть настоящая принцесса.

Нет, Уна точно не была гордостью своей семьи, воспитанной и тихой девушкой, мечтающей только о счастливом замужестве. И, кстати сказать, Уна сильно подозревала, что мама прижила ее с одним из своих многочисленных любовников. Иначе в кого она уродилась, такая бунтарка? Да и внешностью Уна не очень-то походила на папашу — грузного, даже полноватого мужчину с короткими ногами и тяжелым, квадратным туловищем. Уна иногда хотела спросить у матери напрямую — кто на самом деле был ее отцом? Но знала, что это совершенно бесполезный и даже глупый вопрос. Мать только оскорбится, состроит обиженное лицо и месяц не будет с ней разговаривать. А потом скажет, что дочь не в своем уме, и… в общем — ничего хорошего не скажет. Только гадости.

Ах, мама, мама… жаль ее до слез. Она так-то была неплохая, и по-своему любила Уну, хотя больше всего ее занимала своя уходящая красота и молодые гвардейцы — вместе с парикмахерами, служками, пажами и всеми мужчинами, которые готовы были упасть в ее гостеприимную постель.

Толпа бунтовщиков растерзала ее, глумилась над телом несчастной королевы. Уна даже вспоминать не хочет, что тогда сделала возбужденная кровью и вином толпа. Что сделала толпа с ее братьями и сестрами. И сделала бы с ней, останься она в дворце еще хотя бы на миг.