Найти «Сатану»

— Я жду объяснений, курсант! — повысил тон Беликов. — Расскажите уж и мне ваши любимые антисоветские анекдоты, которые рассказывали в присутствии гражданских лиц!

— Не было такого, — растерянно выдавил из себя Веселов.

— Ах, вот как?! Так и запишем: «Был неискренен, пытался ввести в заблуждение руководство…»

Майор надел очки и сделал пометки в лежащем перед ним ежедневнике. Потом перевернул лежавшие на углу стола листы желтоватой бумаги, развернул их веером и поднял, как выигрышную комбинацию карт.

— Смотри, курсант! Вот свидетельства студенток факультета иностранных языков Московского педагогического института Лисиной, Каргаполовой и Манякиной. Они утверждают, что при совместной встрече Нового года ты рассказывал политические анекдоты про Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Брежнева!

Веселов сделал два нетвердых шага вперёд и пристально вгляделся в объяснительные, написанные разным, но похожим между собой каллиграфическим почерком. Под двумя размашистые и под одной куцая подпись. Последняя наверняка принадлежит этой дуре Марине. В глазах поплыло… Если разыскали девчонок, значит, за него серьезно взялись! «Если выпрут из комсомола — автоматическое отчисление из академии, — подумал он. — Но кто же из верных друзей настучал? Жорка или Мишка?»

Главный комсомолец академии положил объяснения девушек обратно и снял очки. Злые языки говорили, что в них не диоптрические, а простые стекла.

— Свободен, курсант! Пока. Завтра в шестнадцать часов в актовом зале состоится общее собрание комсомольцев курса. Подумай, как будешь оправдываться перед товарищами! Хотя, что бы ты там ни придумал, вряд ли они захотят терпеть в своих рядах антисоветчика! Иди!

— Есть, — еле выдавил Веселов, развернулся через левое плечо и на негнущихся ногах вышел из кабинета.

В коридоре его ждали Балаганский и Дыгай.

— Ну, чего он хотел? — спросил Балаганский.

— Небось, теплое местечко на комсомольской работе предлагал? — усмехался Дыгай.

Сергей презрительно осмотрел обоих.

— Завтра из комсомола исключать будут.

— Да ты что?! За что?!

— За анекдоты политические, которые на Новый год вам рассказал, — сказал он и пошёл дальше, давая понять, что разговаривать им не о чем.

— Не понял! — сказал Дыгай.

— Что ты не понял?! — Балаганский схватил его за грудки. — Зачем Жорку сдал? Что он тебе сделал? Ну, посмеивался немного, так без зла, шутейно…

— Ты что, офуел?! — отработанным движением Дыгай сбил захват. — С чего ты на меня бочку катишь?! Может, сам и настучал, а теперь стрелки переводишь?

Челюсть у него была открыта, и Георгий с трудом сдержал руку. Просто повернулся и пошел прочь. Дыгай смотрел вслед и крутил пальцем у виска. На лице его было написано искреннее недоумение.

В вестибюле уже висело объявление: «14 января в 16 часов состоится комсомольское собрание курса. Повестка дня: персональное дело комсомольца Веселова».

Из кабинета Беликова Веселов направился прямиком в общую библиотеку.

— Здравствуйте, Евгения Ивановна!

Молодая миловидная женщина за стойкой встретила его приветливо:

— Здравствуй, Сережа! Как сессия?

— Спасибо, нормально. Два экзамена сдал и зачет.

— Ну, а к нам зачем? У тебя же спецдисциплины.

— Евгения Ивановна, можно позвонить домой по городскому?

— Только недолго, ты же знаешь — не положено.

— Спасибо, я быстро.

Веселов поднял трубку. Она казалась тяжелее, чем обычно. И диск проворачивался с трудом.

— Алло, — почти сразу ответил знакомый голос.

— Здравствуй, пап!

— Здравствуй, Сережа! Что-то случилось?

— Меня из комсомола собираются исключить.

— За что?

— За анекдоты политические.

— Сколько раз предупреждал! — убитым голосом произнес отец. — Это дело серьезное… Ты понимаешь, что этим и нас с матерью подставляешь?

— Пап, не время сейчас! Завтра собрание. Ты можешь что-то сделать?

Отец долго молчал. Очень долго.

— Попробую, — наконец неуверенно сказал он. — С матерью посоветуемся, подумаем, на кого можно выйти. Только это совершенно другая сфера. Говорили тебе — иди по нашей линии…

— Спасибо, папа! — Сергей положил трубку.

Неужели из-за такой ерунды ему сломают жизнь? Молодому человеку в это не верилось. Может, потому, что он не хотел верить, а может, оттого, что не знал жизни. «Ничего, может, и обойдется», — подумал он.

* * *

Не обошлось.

Общее собрание курса прошло быстро. Беликов огласил повестку дня, довёл присутствующим содержание проступка Веселова, предоставил ему слово. Сергей сильно волновался, болела голова, в висках гулко пульсировала кровь, и он даже не помнил, что говорил. Впрочем, его слова, похоже, никого и не интересовали. Как по сценарию, выступили один за другим пять активистов с выступлениями, будто написанными под копирку: «Возмущены… Не имеет оправданий… Недостоин высокого имени комсомольца и звания офицера… Исключить из комсомола и просить руководство академии об отчислении…»

Открытое голосование… Лес рук. Единогласно!

Накануне Балаганский тоже позвонил своему отцу — описал ситуацию и спросил совета — как себя вести.

— Чем подтверждается? — сразу спросил подполковник, отслуживший двадцать два года и знающий армию как свои пять пальцев.