Нахимов

В ноябре Нахимов сосредоточил всё внимание на укреплении 4-го бастиона. Бастион этот занимал важное стратегическое положение, с него открывалась панорама всей Корабельной стороны — Корабелки, как говорят в Севастополе. Обустроен он был хотя и наспех, вопреки всем правилам фортификационной науки, но задачу свою выполнял. Бруствер был прорезан узкими амбразурами, из них выглядывали трехпудовые орудия, снятая с корабля 68-фунтовая каронада и четыре 36-фунтовые пушки, позади находилась мортирная батарея. «Всё это, считая с прислугой и прикрытием, — вспоминает артиллерист А. И. Ершов, — тесно местилось между двумя огромными траверсами на самой небольшой площадке. Офицер, взросший на книгах и слепо следующий правилам фортификации, ужаснулся бы от всего сердца при виде таких узеньких мерлонов (участков бруствера между бойницами. — Н. П.), таких причудливо-неправильных фронтов укреплений, устроенных вдохновением Тотлебена, как бы наперекор всякой рутине, всем преданиям состарившейся науки»

[320].

Каждый день противник методично разрушал 4-й бастион, и каждую ночь защитники старательно его восстанавливали. Туры, мешки с землей, деревянные брусья — всё шло для укрепления брустверов, которые строились и утолщались не для красоты и щегольства, соответствия правилам фортификации или симметрии, а единственно для ведения огня по неприятелю.

Первые два месяца на бастионе не было блиндажей, матросы и солдаты размещались в казармах неподалеку. Французы высоко оценивали боевой дух и стойкость защитников Севастополя, а расположению их в казармах страшно завидовали. «Русские защищаются ожесточенно и с большим смыслом, геройски обороняясь за своими укреплениями… Они оказываются такими же хорошими солдатами в бою, как и прекрасными тружениками в оборонительных работах, — писал домой французский офицер. — Кроме того, они живут в казармах, между тем как мы находимся под открытым небом, подвергаясь жестокостям зимы»[321]. Ну что ж, в Крым их никто не звал, могли бы зимовать в Париже. Когда разведка донесла, где находятся казармы, то французы раскатали их снарядами — видимо, чтобы уравнять положение.

Пришлось всем перебраться на бастионы. После бомбежек беспорядок там был ужасный. «Снаряды неприятельские в большом количестве валялись по всему бастиону, земля для исправления брустверов для большей поспешности бралась тут же около орудий, а потому вся кругом была изрыта и представляла неудобства даже для ходьбы. Адмирал Нахимов, приходя ко мне, всякий раз выговаривал обратить внимание на приведение бастионов в порядок и устройство блиндажей», — вспоминал барон В. Г. Реймерс, назначенный в феврале 1855 года командовать 4-м бастионом. Тогда эта задача — копать блиндажи и приводить бастион в порядок — казалась совершенно невозможной: какой может быть порядок на бастионе, если его день и ночь обстреливают? «Но [так] как у нас на Черном море невозможного ничего не было, — с нескрываемой гордостью писал Реймерс, — то я начал отделять по нескольку человек прислуги от орудий на эту работу, и через две недели усиленных трудов с помощью инженеров я успел сделать 6 блиндажей, выровнять по возможности землю, подобрать в кучи бомбы, ядра и осколки и привести бастион в лучший вид»[322].

Блиндажи делали в два наката с использованием дубовых кряжей из адмиралтейства, предназначенных для кораблей; теперь драгоценный дуб не жалели, и блиндажи сберегли не одну жизнь. Хотя и в них, случалось, бомбы являлись непрошеными гостьями, превращая укрытия в братские могилы. Те прилетевшие ядра, которые по калибру подходили русским пушкам, посылали обратно «приятелям». Все земляные работы производились на заре, «после утреннего обеда», то есть около трех часов утра, когда вражеский обстрел становился слабее. Как заметили офицеры, они принесли пользу не только созданием блиндажей, но и тем, что заставляли «солдата забыть тягостное его положение», не давали думать об опасности, «делали его совершенно хладнокровным».

Нахимов остался доволен увиденным на 4-м бастионе: «Теперь я вижу-с, что для черноморца невозможного ничего нет-с». Похвала ободряла всех защитников Севастополя; спокойствие и достоинство, с которым держались Нахимов, Корнилов, Тотлебен, назначенный начальником штаба гарнизона князь Васильчиков, воодушевляли.

Флот тоже не пребывал в бездействии. Пока не были затоплены корабли, они служили для самых разных целей: подвозили боеприпасы, продовольствие и пополнение с Северной стороны на Южную и с Корабельной на Городскую, эвакуировали раненых; часть парусных кораблей обратили в плавучие батареи, другую — во временные госпитали. Пароходы защищали рейд.