Нахимов

Что представлял собой «Азов»? Это был линейный корабль длиной 52,4 метра и шириной 14,4 метра, имевший на вооружении 74 орудия. Сооружал его всё тот же знаменитый корабел Курочкин, строитель фрегата «Крейсер». Так же, как и на «Крейсере», по распоряжению Лазарева в конструкцию «Азова» вносили изменения; в основном они касались рулевого устройства, такелажа, планировки внутренних помещений, усиления артиллерийской мощи — вместо шестифунтовых пушек ставили 32-фунтовые каронады.

Все усовершенствования Лазарев делал с подробным обоснованием. Например, он считал необходимым иметь запасные брам-реи и брамсели^{20}

, поскольку «ничего не может быть легче, как потерять брам-рей, и тогда военный корабль, входя в какой-либо порт и особенно в иностранный, много теряет как виду своего, так и достоинства». Особую заботу проявлял капитан о здоровье команды — по его указанию был сделан второй комплект матросских коек: при наличии только одного комплекта, если он вымокнет и к вечеру не высохнет, «служители принужденно будут валяться по палубе». Лазарет на «Азове» расположили тоже удобно — под баком^{21}, чтобы было больше дневного света и теплее — рядом камбуз; к тому же это позволяло в случае необходимости полностью изолировать заболевших от остальной команды.

Капитан учел даже мелочи: «в палубах гвозди осажены глубже и над гвоздями деревянные пробки с белилами» — чтобы палуба меньше гнила; краски для корабля лучше растерты и в них добавлено меньше мела — чтобы дольше держались; чехлы для триселей — для удобства и красоты.

Корабль вышел отменный, один из лучших на флоте. Капитан Лазарев сравнивал его с английскими кораблями — ему ли было не знать об их устройстве и ходовых качествах — и находил, что «Азов» не уступает «ни в каком случае никакому английскому». Когда в 1830 году состоялись маневры в присутствии государя, команда работала прекрасно — быстрее других, при этом, не забывает упомянуть капитан, все смотрели только на «Азов», «чтобы из зависти найти какие-нибудь погрешности в действиях его», — но тщетно.

В ноябре 1826 года комиссия осмотрела корабль, нашла его «отделанным отлично, с отменной удобностью и пользой для флота» и сочла необходимым использовать новшества в его устройстве на всём флоте. Особо подчеркивалось, что внесение изменений приведет к «невеликим издержкам», а потому так «стоит делать и на других судах»[99]

.

И всё же Лазарев с прискорбием отмечал: по прошествии всего только четырех с половиной лет даже такой корабль, как «Азов», сгнил и должен был пойти на слом. Причина всё та же — сырой лес. Он сетовал, что к его советам не прислушиваются; значит, как всегда, «деньги в воду»[100].

Капитан сумел подобрать прекрасную команду: лейтенант Нахимов, мичманы Бутенев, Корнилов, гардемарин Истомин. Там, в Архангельске, началось знакомство будущих героев Севастополя. Когда Нахимов отправлялся из Петербурга в Архангельск, Рейнеке подробно описал компанию, в которой предстояло служить другу, каждому дал характеристику — и не ошибся. «С Шеманом на другой день нашего свидания я сделался приятель, он истинно хороший человек, славный офицер», — сообщил Нахимов в письме другу. С князем Ухтомским они стали почти приятелями.

Каково это — новому офицеру поступать в экипаж? Трудно, признаётся Нахимов: «Все уже друг друга знают и смотрят на пришельца довольно странными глазами. Как часто я должен был играть презабавные роли». Со своим уставом не ходят не только в чужой монастырь — в новый экипаж тоже; но офицерам «Азова» только предстояло стать экипажем и добиться сплаванности.

Нахимов уже знал привычки капитана и предложил всем офицерам, как на фрегате «Крейсер», пить чай вместе: хороший способ ближе узнать друг друга. Казалось бы, чего проще? Но пришлось приложить усилия: «Одного надо было убедить доказательствами истинной пользы, другого, что капитан этого хочет и он, верно, узнает, отчего расстроился; третьего, что уже все согласились, и неужели он один откажется быть в компании всех». Вот такая дипломатия! «Зато после я уж слишком много был вознагражден, потому что всем понравилось и все единодушно признали, чтобы [в] следующую кампанию иметь чай общий»[101].

Пока вооружали «Азов», Нахимов был так занят, что и другу не писал: «…с пяти часов утра до девяти вечера бывал на работе, после должен был идти отдать отчет обо всём капитану, откуда возвращался не ранее одиннадцати часов, часто кидался в платье на постели и просыпал до следующего утра». И так каждый день, и в праздники, и в будни. Что же, не было исключений? Конечно, были. Если оставалось свободное время, он посвящал его, по собственному признанию, «дружбе и любви присутствующих». Дружил с Константином Панферовым, а вот любовь возникла… «Как бы ты думал [к] кому… Едва смею выговорить, к… Да, любезный Миша, если б я несколько более имел времени видеться с ней, тогда прощай твой бедный Павел без сердца и головы. Куда бы был тогда он годен? Вот я, думаю, главная причина, которая меня лишила удовольствия писать к тебе».