Налегке

Этот последний факт более прочих убедил меня в наличии заранее составленного плана, соответственно которому меня было задумано привести в беспомощное состояние, не давая встать на ноги. Кроме того, я убедился, что Филип Линч, по причинам для меня непостижимым, пальцем не шевельнет в мою защиту, хоть я и находился под его кровом. Я до конца сознавал свое положение. Я убедился в совершенной бесполезности возражений и споров и не был столь малодушен, чтобы просить о пощаде, а тем паче о прощении. Вместе с тем мне совсем недвусмысленно дали понять, что самая жизнь моя в опасности. Физической силой я не обладал. Я был безоружен. Я был беспомощен и не мог встать на ноги, а Уинтерс не только стоял во весь рост, но был, по всей видимости, также и вооружен. Единственный «свидетель» — Линч. Если бы я дал соответствующее заявление, не снабдив его примечаниями, я бы потерял право на собственное уважение, уронил бы себя безнадежно в глазах близких и всего общества. С другой стороны, если бы я назвал имя настоящего автора, разве не потерял бы я право на доверие публики, и разве жизнь автора статьи была менее дорога его родным, чем моя — моим? И все же жизнь казалась очень заманчивой, и каждая оставшаяся минута — не только драгоценной, но и торжественной. Я искреннейшим образом надеюсь, что ни Вам, ни Вашим читателям, в особенности семейным, никогда не доведется очутиться в подобном положении — почти непосредственной близости смерти и с необходимостью притом решить вопрос, который стоял передо мной, а именно: как поступить мне, человеку семейному, в противоположность мистеру Уинтерсу, который не был обременен?[71]

СТРАТЕГИЯ И МЕСМЕРИЗМ

Чтобы выгадать время на размышление и в надежде мнимой покорностью обрести личную свободу, чтобы хотя бы иметь возможность кликнуть на помощь или, обманув бдительность Уинтерса, не прибегая к малодушному бегству, ускользнуть из его рук, я решил написать подобие опровержения, предварительно про себя положивши:

во-первых

— старательно избегать действий, которые могут быть истолкованы как попытка достать оружие, каким бы оскорблениям в дальнейшем этот человек, по собственной вине впавший в бешенство, меня ни подвергал, ибо в этом сочетании сквернословия, богохульства и бранных эпитетов я видел не одну распущенность, а совершенно определенную, хорошо обдуманную цель. «В глазах всех птиц напрасно расставляется сеть»[72]. Поэтому, как, впрочем, и до того, как я принял данное решение, — но тогда это было бессознательно, а теперь намеренно, — я держал руки подальше от карманов, все время на виду, по большей части обхватив ими колени;

во-вторых

— не производить руками никаких движений, которые могли быть истолкованы как агрессивные с моей стороны;

в-третьих — в совершенстве овладеть собой и не давать своему негодованию вырваться наружу. Для этого прежде всего следовало овладеть своим духом. А для того чтобы овладеть духом, я усилием воли, подобно актеру на подмостках, вызвал у себя несвойственное мне обычно состояние и смотрел на все глазами вымышленного персонажа;

в-четвертых

— испробовать на Уинтерсе, тихо и незаметно для него, месмерическую силу, которой я обладаю над известным типом людей и которая, как я имел случай убедиться, простирается и на низшие организмы, и притом даже в темноте.

Может быть, последние два пункта вызовут у иного читателя улыбку? Не дай вам бог очутиться в таком положении, когда до зарезу нужно выиграть шахматную партию, где ставкой — ваша собственная жизнь, — притом что у вас всего четыре фигуры на поле, считая и пешки, а противник сохранил все свои силы нетронутыми. Если же вы в такое положение когда-нибудь попадете и если притом обладаете сильной и всеобъемлющей волей — не отчаивайтесь! Даже если месмерическая сила не спасет вас до конца, она во всяком случае может помочь, — попробуйте! В данном случае я почувствовал, как в меня вливается сила, а значит — ибо таков закон равновесия в природе, — Уинтерс соответственно ослаб. Будь у меня больше времени, я уверен, что он ни разу не ударил бы меня даже.

Для того чтобы принять такое решение, требуется время, так же как для того, чтобы писать о нем. Впрочем, я время это выгадал, пока сидел над своим опровержением, набросав его для начала карандашом и исправляя до тех пор, покуда не остался им доволен; я добивался того, чтобы оно, сохраняя видимость уступки, в то же время представило бы мистеру Уинтерсу правду в неприкрашенном виде. Сделавши черновик, я его переписал чернилами, и вот его окончательной вид (изменения, которые я внес, переписывая его, незначительны).