Как мало островного в островитянах здешних! Были они на пляже толпой значимой, и не нашлось среди них ни одного, одежду снявшего. Отчего искажения такие получаются? Почему к зубу человека, семь лет в аскезе жившего, тело своё растению уподобившего, не хотели меня пустить с икрами голыми? Знаю, что причин для такой морали найдётся много и логичными они прозвучат, но всё же удивляюсь ей. Мысли эти вытягивал я и смотрел на то, как волна пенится между школьниц (выведенных купаться в форме полной, лишь туфель и носков лишённых). Учитель был с ними – надзирал за безопасностью (в одежде весь; без смущения, что окатывает его до головы).
Последним видением от Цейлона была нам диковинная ступа, поставленная возле маяка космической ракетой. Не хватало ей лишь сопел открытых…
08.08. Ауровиль
День густым был. Заканчивается он в секте цветочной… Не буду торопиться в рассказе. Начну от пробуждения раннего – в 4 утра. Завтрак был фруктовый, вялый из-за сонливости.
В 4:40 мы сели в такси (600 рублей до аэропорта), где встреча вышла неприятная. Ехали мы в салоне тёмном и не могли сразу разглядеть в ногах своих злонамерения. Началось всё зудом от ступней. Я им не обеспокоился, уверенный, что произошёл он от плохо вычищенных после пляжа сандалий. Зуд усилился; начал я вычёсывать ноги. Оля, носки поутру надевшая, сидела в меньшей тревоге, но всё же беспокоимая схожим зудом. Наконец вынул я из поясной сумки фонарь и буйство в ногах своих обнаружил. Пол в такси отдан был муравьям; они бегали всюду, поднимались до колен. Мелкие, красные, они злобу показывали в том, что без причин понятных впивались в кожу. До сих пор по ступням моим рассыпаны мелкие точки укусов. Задрали мы по сторонам ноги, выдёргиваться начали. Когда водитель спросил «Sir, something wrong?» – я по необычности происходившего не знал, что ответить. Так мы ехали в аэропорт – с поднятыми от пола ногами.
В 7:30 наш самолёт взлетел, а к 9:00 уже приземлился в Мадрасе. «И вступили в землю Индийскую, и через четыре дня набрели на пустое жилище индийское, в котором не было людей. И войдя в него, заночевали здесь <…>. И вот пришли двое супругов, с диковинными венцами на головах. И увидев нас, очень испугались и подумали, что мы выходцы из земли иной. И, пойдя, собрали на нас людей. И было их две тысячи человек, и пришли они, и застали нас молящимися Богу, и, принеся огонь, хотели нас сжечь <…>. Они нам говорили, а мы не понимали языка их, а они нас не понимали. И схватив, повели нас, и заперли в месте тесном, и не давали нам ни есть, ни пить. Мы же, грешные, молились Богу и благословляли Бога, десять дней проведя в заточении. И собрались на нас люди, и увидели нас, молящихся Богу, а они думали, что уморили нас голодом. Вывели нас вон из жилища того и погнали нас из земли той, избивая палками» {37} . Так рассказано в древнем тексте о приходе трёх русских старцев на землю Индийскую. Подобной жестокости мы не узнали, но слова «они нам говорили, а мы не понимали языка их… и схватив, повели нас, и заперли в месте тесном, и не давали нам ни есть, ни пить» – сказать можно о таксистах суетных, с криками к нам сбежавшихся, за рюкзаки нас тянуть придумавших; отвечать пришлось грубостью; не помогло; так или иначе, к половине одиннадцатого мы сидели в ржавой, запыленной машине – нанятой нами прямиком в Ауровиль (1300 рублей).
Не было тревог от поездки этой, но Индию мы вспомнили сполна. Закончился островной период; с грустью смотрели мы на свалы мусора по кварталам, перелескам. Вновь гудки непрестанные на дороге. Пыль, жар тяжёлый. Недвижные коровы. Мужчины, облегчающие себя на улице – в канаву. Нищие; чёрные, косматые – будто углём и метлой зачатые – дети. Улыбки другие, наглость искренняя (подивился я в скорой отвычке, когда служащий аэропорта, выход к таксистам показавший, потребовал чаевых за старательность свою).
Всё это в стороне прошло, потому что направились мы в