Намек. Архивный шифр

«Не знаем»?! С одной стороны, понятно, к чему могла привести масштабная смена штатов, произошедшая трижды в три года. С другой стороны, трудно осмыслить всю глубину получившейся неразберихи.

— Понимаете, тут уникальный случай. — Собеседник доверительно подался вперёд. — Лаборатория состояла из людей творческих. Знаете ли, есть такое понятие: творческий беспорядок? И в головах, и в бумагах — всё одно…

Николай чуточку приободрился: творческие люди? Любопытно!

Замначальника Отдела лабораторий будто спохватился и добавил с полагающейся к случаю строгостью:

— Впрочем, намеренного вредительства тоже не исключаем. Особенно если учесть, что лаборатория подчинялась непосредственно Глебу Бокию.

— Сотрудники остались? Непричастные… к заговору?

Последнее слово Николай выдавил через силу: перебор заговоров за истекшие пару лет. То, что рыло у многих в пуху, — он вполне допускал. Но считал вредительство намеренное и спланированное каплей в море по сравнению с настоящими бедами: чиновностью, разгильдяйством, работой спустя рукава, не говоря о взяточничестве и растрате, допускаемых даже партийными руководителями, особенно кто подальше от Москвы да на селе. Назовёшь вора и растратчика шпионом и вредителем — вроде и не так стыдно, что тот затесался в ряды ВКП(б), что много лет вещал с различных трибун от её имени. Получается, что враг коварен и умело маскировался. А всё лежало на поверхности, и люди видели — не слепые!

В армии — вообще другой коленкор. В армии самые страшные грехи — самомнение и своеволие. Тут — тонкая грань: инициатива-то нужна. Но своеволие губительно. В сражении армия должна действовать как единый кулак. Ещё со времён Русско-японской и Первой мировой известны печальные, катастрофические последствия, к которым приводила разобщённость царских генералов. Те и указания главнокомандующего с лёгкостью игнорировали, и друг с другом не желали согласовывать действия. Пример тому — Брусиловский прорыв — героический, успешный, но не поддержанный соседями по фронту и оказавшийся в результате полностью бесполезным…

Теперь зазнаек из Красной армии пощёлкали. Но первый вопрос: сколько младенцев выплеснули с грязной водой? И второй: сколько можно талдычить «заговор, заговор»? В конце концов, выйдет как с тем мальчишкой, что орал для забавы: «Волки, волки!» Притупится бдительность, которую нынче искусственно распаляют. Изнурённые борьбой с призраками, люди коллективно прошляпят реальную угрозу…

— Остались… Но они временно отстранены от работы… Вот что, товарищ Бродов. — Собеседник взял себя в руки и закончил твёрдо: — Вам пока придётся разбираться самостоятельно. Всю документацию лаборатории мы изъяли. Вам сутки на ознакомление. Завтра в это же время доложите ваши впечатления, соображения по объёмам работ, срокам исполнения. Кроме того, обзор содержания требуется хотя бы поверхностный: что есть, чего недостаёт. Пробелы. Возможно, что-то изъято, уничтожено. Ну, хотя бы на первый взгляд.

— Есть!

Вот как! «Сутки». Не «день». Что ж, всякие случаются авралы. Или это местный норматив рабочего времени?

Папки с тесёмками, а также стопки бумаг, исписанных разными почерками, покрытых машинописным текстом, исчерченных таблицами и графиками, были аккуратно сложены в одном помещении с голыми стенами: лежали на столах, на полу. В помещении не было окон и горел электрический свет. Было бы неприглядно, но комната полнилась знакомым с юности приятным ароматом писчей бумаги, успокоительным и уютным.

Угораздило их «изъять документацию»! Ведь наверняка всё перемешали. Насколько проще было бы разбираться на месте, где в самой расстановке папок, даже самой небрежной, прослеживается логика тех, кто создавал и накапливал материалы. И ещё такой вот вопрос. Доложит Бродов прикидочно, не разобравшись, лишь по итогам поверхностного обследования, что в фонде имеются такие-то пробелы, материалы, мол, отсутствуют — и сотрудники ведомства получат команду выяснить у подследственных, куда делась «недостача». На людей падут лишние, быть может, беспочвенные подозрения. Надо с этими предварительными соображениями предельно аккуратно!

Николай открыл старательно оформленную, но, по сути, довольно сумбурно составленную опись изъятой документации, накопившейся за десять лет работы лаборатории, стал потихоньку отыскивать соответствующие папки и стопки, сверять. Для начала изучил штатное расписание и состав подразделения, характеристики сотрудников. Вчитываясь в бумаги, не раз растерянно покачал головой и с усмешкой припомнил слова заместителя начальника Отдела лабораторий: «уникальный случай, люди творческие». Вот оно что, оказывается!